Проклятие Шалиона

Тут Ферда остановился и, дождавшись, пока Кэсерил поравняется с ним, спросил:

– Милорд, может, нам следует поискать укрытие, чтобы переждать буран?

– Буран? – Кэсерил стряхнул примерзшие к бороде льдинки и заморгал глазами. Да. Братья впервые покинули пределы родной провинции, а в Паллиаре зимы всегда отличались мягкостью и были скорее сырыми, чем снежными – Если б это был буран, вы не видели бы ушей собственного мула. Это не опасно, просто неприятно. Скоро пройдет.

На лице Ферды мелькнул испуг, но он натянул капюшон поглубже и наклонился вперед. И в самом деле, вскоре они вышли из полосы ветра, и видимость улучшилась; перед ними открылась долина. Бледный солнечный свет, пробиваясь сквозь серебристые облака, падал на длинные пологие склоны. Кэсерил указал вперед и ободряюще воскликнул: – Ибра!

Погода улучшилась, словно помогая им спуститься к побережью, но мулы не стали ускорять шаг. Приграничные скалистые горы сменились холмами, округлыми, земляными, между которыми лежали широкие долины. Когда путники оставили позади снега и вершины, Кэсерил с сожалением позволил Ферде обменять их замечательных мулов на более быстрых лошадей. Дороги становились все лучше, постоялые дворы – все опрятнее, и через два дня маленький отряд уже добрался до реки, несущей свои воды в Загосур. Они проезжали мимо уединенных ферм, пересекали оросительные каналы, вздувшиеся от зимних дождей, по перекинутым через них мостам и с каждым шагом приближались к цели.

Выехав на простор из речной долины, они увидели возвышавшийся перед ними город: серые стены, выбеленные дома с характерной для этих мест зеленоватой черепицей; крепость, словно короной венчавшая Загосур, и знаменитая бухта у ее подножия. А дальше – море, серо-стальное, с бесконечно раскинувшимся вширь горизонтом. Холодный бриз доносил особенный, морской соленый запах, от которого Кэсерил покрылся мурашками. Фойкс же глубоко вдохнул новый для себя аромат. Глаза его загорелись, когда он сделал этот первый глоток морского воздуха.

Рекомендательное письмо Палли и положение ди Гьюра гарантировали путешественникам убежище в Доме Дочери на храмовой площади Загосура. Кэсерил отправил молодых людей купить, попросить или одолжить форменную одежду ордена, а сам отправился к портному. Его слова, что мастер может назначить цену по своему желанию, если быстро сошьет приемлемый наряд, вызвали в доме портного бешеную активность, и когда Кэсерил примерно через час выходил оттуда, под мышкой у него был сверток с весьма сносной копией траурных одежд шалионского двора.

После умывания холодной водой и яростного отдраивания себя мочалкой Кэсерил быстро скользнул в плотную парчовую тунику с очень высоким воротником-стойкой, натянул плотные, темно-лиловые шерстяные штаны и сверкающие начищенные сапоги. Затем нацепил пояс и меч, которыми, казалось, целую жизнь назад снабдил его сьер ди Феррей. И меч, и пояс были довольно потертыми, но это придавало им особое благородство. Поверх всего на плечи приятной тяжестью лег черный бархатный плащ с шелковой подкладкой. Одно из колец Исель, которое он оставил себе, – с плоским аметистом, оправленным в тяжелое золото, и налезавшее только на мизинец – говорило скорее о сдержанности его обладателя, чем о бедности. «Траурные одежды и пробивающаяся седина в бороде, – подумал Кэсерил, – придают ему суровый и достойный вид, чего он, собственно, и добивался». Вид серьезного человека. Он достал пакет с ценными дипломатическими письмами и, взяв его под мышку, вызвал своих спутников, уже успевших переодеться в бело-голубое. Они направились по узким петляющим улицам вверх по холму, в логово великого Лиса.

Кэсерил показал управляющему замком письма с печатями, и его с братьями ди Гьюра быстро препроводили к личному секретарю рея, который встретил их стоя в скромной, выбеленной известью комнате, служившей кабинетом, холодной от вечной сырости загосурской зимы.

Секретарь был в средних летах, сухощав и суетлив. Кэсерил приветствовал его полупоклоном, как равный равного.

– Я кастиллар ди Кэсерил, прибыл из Кардегосса со срочной дипломатической миссией. У меня письма к рею и принцу Бергону ди Ибра от принцессы Исель ди Шалион, – он продемонстрировал печати, но когда секретарь протянул за ними руку, снова прижал письма к груди. – Я получил их лично из рук принцессы. Она просила меня доставить их и передать лично в руки рея.

Секретарь задумчиво склонил голову набок.

– Посмотрим, что я смогу сделать для вас, милорд. Рея просто осаждают просители – в основном родственники бывших бунтовщиков, – пытаясь обрести его прощение и милость, что довольно сложно сейчас, – он окинул Кэсерила взглядом с ног до головы. – Думаю, вас никто не предупредил, что рей запретил носить при дворе траур по покойному наследнику, поскольку тот умер нераскаявшимся мятежником. Только те, кто хочет бросить рею вызов, носят эти печальные одежды, но большинство из них делает это… э-э… не здесь. Если вы не хотите вызвать у него гнев, я посоветовал бы вам переодеться, прежде чем вы придете просить об аудиенции.