Проклятие Шалиона

Его колени соприкоснулись с плитами, которым был выложен двор, и это было первым из чувств, что принялись возвращаться к Кэсерилу. Он изо всех сил старался сидеть прямо, чтобы меч, не дай Бог, как-нибудь не повернулся в его теле. Судя по положению эфеса, меч вошел под углом, чуть снизу верх, пронзил желудок и вышел справа от позвоночника, гораздо выше точки входа. Теперь явилась и боль. Кэсерил сделал первый судорожный вздох, и меч слегка подался вбок и назад. Ноздрей его достиг запах подгоревшей плоти, смешавшийся с небесно-прекрасным ароматом весенних цветов. Он дрожал от холода и боли, но старался держаться.

Как назло, Кэсерила душил смех. Но смеяться нельзя – станет еще больнее.

Горелым мясом пахло не только от него – прямо перед ним лежал ди Джиронал. Кэсерил видел сгоревшие трупы, но там огонь шел снаружи внутрь. Здесь же было все наоборот. Ди Джиронал сгорел изнутри. Его волосы и одежда еще дымились, но огонь их не взял, и они превратились в пепел, так и не воспламенившись.

Внимание Кэсерила привлек небольшой камень, лежащий возле его колена. Он был таким плотным, таким увесистым! Богам не дано поднять и перышка, зато обычный человек способен подхватить этого древнего свидетеля рождения нашего мира и сделать с ним что угодно – скажем, положить в карман. Он удивился – отчего это он никогда не оценивал по достоинству упрямой надежности всего материального? Рядом с камнем лежал высохший лист – еще более удивительная вещь! Материя изобретает столько форм! И она же создает красоту, которая является чем-то большим, чем материя, – души и умы, которые подобны музыке, льющейся из этого волшебного инструмента – материи… Вот что приводит в изумление самих Богов!

А как ясно материя помнит самое себя! Почему же он раньше ничего этого не видел? Его собственная дрожащая рука была настоящим чудом, как и этот замечательный меч, торчащий из его желудка, как и апельсиновые деревья в кадках; одну кадку кто-то опрокинул и разбил, и из нее высыпалась земля… И эти кадки, и утренние песни птиц, и вода… О, вода, струящаяся в фонтане! О Боги! Что за чудо – эта вода! А сам фонтан, а утренний свет, окрашивающий небо в голубые тона…

– Лорд Кэсерил! – услышал он слабый голос.

Скосив глаза вбок, Кэсерил увидел подползшего к нему ди Цембуэра.

– Что это было? – спросил ди Цембуэр.

Он едва не плакал – но не от боли, а от чего-то другого.

– Какие-то чудеса, – ответил Кэсерил. Не слишком ли много чудес разом и в одном месте? Спасения нет! Куда ни бросишь взгляд – обязательно наткнешься на чудо!

Нельзя говорить! Дрожание голосовых связок и горла усиливает боль в животе. Хотя говорить он мог – меч, надо полагать, не задел легкого. Наверное, кашлять кровью – это особый вид боли! А у него – ранение в живот. Через три дня я умру. Неожиданно он ощутил еще один запах – его он помнил по войне. Он видел трупы солдат с развороченными кишками – так пахнет их содержимое. Смешанный запах крови и дерьма – запах войны. Запах смерти. Этот запах смешался с вонью обгоревшего мяса. Неужели и у него задет кишечник? Но нет, запах идет откуда-то сбоку. Прислушавшись, Кэсерил услышал сдерживаемые рыдания. Вот откуда эта вонь! Баосийский капитан, свернувшись калачиком, лежал на боку и, обхватив голову ладонями, всхлипывал. Но он не ранен! Понятно! Он был самым близким из оставшихся в живых свидетелей. Очевидно, Богиня, проходя мимо, задела его краями своих одежд, и он, думая, что умирает, не удержал…

Кэсерил рискнул сделать вдох.

– Что вы видели? – спросил он ди Цембуэра.

– Этот человек – ди Джиронал?

Кэсерил кивнул.

– Когда он ударил вас мечом, – прошептал ди Цембуэр, – раздался адский треск, и он весь вспыхнул голубым пламенем. Он что… Это его Боги поразили?

– Не совсем… Тут все немного сложнее…

Во дворе было странно тихо. Кэсерил рискнул повернуть голову. Около половины нападавших и кое-кто из слуг Изелль лежали на каменных плитах. Некоторые из них что-то тихо бормотали, другие, как баосийский капитан, плакали. Остальные куда-то подевались.

Кэсерил наконец понял, что это значит – трижды пожертвовать своей жизнью ради того, чтобы случилось то, что случилось. И еще он понял, как это произошло. Пути Богов неисповедимы, но кое-что ему открылось. Оказывается, первые две смерти он пережил, ну, скажем, ради тренировки, ради подготовки себя к третьей, главной. Да, он научился умирать – тогда, на галерах, под смертоносными ударами бича, а потом – на башне Фонзы, в компании священных ворон. Он не обсчитался. Его готовность погибнуть на галерах не была – тогда – смертью во имя Шалиона. Но она стала таковой после того, как Изелль вышла замуж за Бергона и стала с ним – с Дэнни – одной плотью, и Бергон понес на себе проклятие Золотого генерала. И получилось, что та жертва, которую принес Кэсерил на галерах, стала его свадебным подарком и принцессе Изелль, и всему роду шалионских королей. Кэсерил надеялся, что ему удастся пожить еще немного, чтобы рассказать об этом Бергону. Тому понравится.