Проклятие Персефоны

– Раз в год, весной, – начала Брид, судорожно всхлипывая, – Богиня, когда еще ее власть была нерушима, разрешала нам покидать морские владения и навещать землю, чувствовать себя живыми, нужными, желанными. Персефона одаривала каждую из нас: скрывала уродства, шрамы, давала возможность самостоятельно передвигаться по суше. Единственное наше правило гласило: мы не должны влюбляться в мужчин. Допустимы были лишь мимолетные интрижки на одну ночь и дальнейшее заточение на год. Она ненавидела мужчин, делала их своими рабами, а затем уничтожала, наслаждаясь мучениями пленников. Это был мой третий вечер на празднике людей, тогда я еще не догадывалась, что он станет для меня роковым. Стоило лишь взгляду упасть на него, как сердце замерло. В этот вечер я отдала ему всю себя: тело, душу, мысли. Я знала, что он – моя судьба, чувствовала это, но не могла рисковать, боясь гнева Богини. После праздника я исчезла, но сердце изо дня в день поглощала тоска и тьма, от которой не было спасения. Наблюдая за своим возлюбленным сквозь морскую пелену, видела, что он жаждет найти меня, хочет сделать своей. И тогда я решилась. Обратившись к Богине, попросила ее даровать мне земную жизнь, в которой буду обычной девушкой, создам семью и рожу дитя, которого уже носила под сердцем, не догадываясь об этом. Неожиданно она согласилась, говоря, что это будет ее последний акт милосердия. Не придав значения словам Богини, окрыленная любовью, я стала обычной девушкой, которая отыскала среди множества людей свою судьбу. Но Персефона оказалась слишком жестока…

Тишину разорвал яростный дикий вопль:

– Девочка, моя доченька, мое сокровище, она не могла выжить, я понимаю это… Ты, моя сестра, заняла ее место в моей утробе. Я догадывалась… догадывалась все это время, поэтому вырастила тебя как собственную дочь. Помнишь, как пришла к тебе в чаще леса, чтобы подарить талисман… Тогда я хотела окружить тебя теплом, любовью и заботой. Но и это счастье было недолговечным. Твой отец, работая в поле, подхватил хворь, которая унесла его за несколько недель. Обезумев от горя и обиды, все больше замыкаясь в себе и оплакивая потерю возлюбленного, я перестала заботиться о тебе, не дарила любовь, как прежде… Знала, что это она, Персефона, забрала мою малышку. Она дала нам с мужем пять лет. Ни больше, ни меньше. Я была настолько глупа и наивна, что поверила ее словам.

Брид подняла голову и посмотрела на меня глазами, полными слез и горечи. Я выжидающе сидела около нее и ждала продолжения, но сестра упрямо молчала. Спустя мгновение осторожно прикоснулась к ее руке и слегка сжала, давая понять, что я рядом. Судорожно вздохнув, Брид спросила:

– Почему… почему ты убила мое дитя, не дав ему возможности родиться? – вновь заговорила (может, зашептала) сестра, впав в воспоминания и, казалось, совсем забыв про наш разговор. Что-то творилось с ее разумом, отчего он угасал с каждым словом, фразой, мыслью все сильнее.

– Брид, я не убивала ее, ты же знаешь, что это не я… – Слова не шли на ум, с губ срывались лишь обрывки фраз, и только сейчас я ощутила, что виновата перед сестрой, что должна была сказать ей правду. – Девочка была уже мертва, когда я заняла ее тело. Она оказалась слишком слаба для этого жестокого мира. Это Персефона…

Кинув быстрый взгляд на сестру, я увидела, что она сидит и смотрит прямо перед собой, прикусив губу, стараясь не заплакать. В глубине души догадывалась, что она знала о судьбе своего кровного ребенка: Персефона не прощает вольностей.

Внезапно Брид заговорила:

– Когда почувствовала, что мой час близок, я оказалась заперта в собственном теле, сгорая и сходя с ума от горя. Персефона умерла, рассыпалась в прах, будто ее никогда не было, но она успела назначить преемницу, но кто она – не знала. Я не могла обратиться за помощью, не могла обрести покой, мой рассудок затуманивался изо дня в день все больше и больше. Но пришла она.

Считай, это мой последний акт милосердия.

– Это была она, преемница Богини, которую Персефона успела сделать Королевой. Что-то насторожило меня: она не была чистокровной сиреной, ее заставили переродиться, но, несмотря на всю ту боль, которая читалась в ее глазах, она искренне желала мне уйти на заслуженный покой. Я пошла за новой Королевой, она помогла мне избавиться от наваждения и вновь сделала той, кем я была, вернула к истокам…

Сама того не заметив, я тихо всхлипнула и, вытерев слезы ладонью, крепко прижалась к телу сестры, ощущая ее тепло, такое родное и любимое. Брид аккуратно выбралась из объятий и, обхватив своими ладонями мои, заулыбалась.