Проклятье из Тридесятого царства

– Да что ты! Ай-ай-ай, – досадно покачал головой Стравинский.

– Ага, и поэтому, обещанные вещи тебе не отдам. Вернее, отдам, но не бесплатно.

– И чего ж ты хочешь от меня?

– Шкатулку. Ту, в которой куклы соломенные. Помнишь такую?

– Конечно помню. Но зачем она тебе?

– Меня проклял Седой Ворон. Не знаю, что за заклятье, но в случае, если я не принесу им шкатулку или вступлю с кем-то в сговор, то мне капут, – Фил театрально закатил глаза, обхватив двумя руками свою шею.

– А-а-а-а, ясно, – задумчиво протянул Стравинский, – я слыхал о таком, да. Не завидую тебе, конечно.

– Спасибо, утешил.

– Ну, раз тебе так надо, то ладно. Шкатулку я тебе отдам. Но сначала верни мне три предмета.

– Нет, сначала шкатулка.

Стравинский глубоко вздохнул, затем правой рукой потянулся куда-то в сторону. Фил обратил внимание, что у ближайшей сосны находится знакомая замшевая сумка. Стравинский вынул из нее ту самую шкатулку. Без сомнения: это была она.

Фил снял с плеча тканевую сумку, выудив из нее три заветных предмета для бани: гребень, полотенце и мочала.

– Для начала давай вернемся домой? Я без шкатулки не смогу вернуть нас в город.

Фил молча кивнул. Ему очень хотелось домой. И теперь парень снова наблюдал знакомый ритуал с поджиганием кукол. «Интересно, кто такой этот Стравинский, – мысленно рассуждал Филипп, – что ему нужно и почему он так легко согласился отдать предмет, за которым сейчас охотится все Тридесятое царство? Что-то здесь не так…».

Раздался громкий хлопок.

***

Тело ломило, как после долгого дневного сна. Фил оторвал голову от мягкой подушки. «Сколько же я спал? Блин, где я?». Парень был уверен, что колдовство перенесет его домой к бабушке. Но никак не ожидал оказаться в доме самого Стравинского. Как Фил догадался, кому принадлежит жилище? Да запросто: сразу с двух противоположных стен небольшой светлой спальни на него смотрели по паре глаз Стравинского с гигантских черно-белых фото на холстах. Петр Иванович себя любил, ценил и уважал. На одном из таких фото Стравинский позировал в стиле «ню». Фил брезгливо отвел глаза в другую сторону.

Спальня была обустроена стильно и дорого: панорамное окно с видом на небоскребы, тончайшие занавески, серые тяжелые шторы. На прикроватной тумбе ваза с живыми желтыми розами, белоснежное постельное белье в тон белоснежным стенам. Паркет из натурального светлого дерева укрывал ковер с серо-черным геометрическим узором. Длинную полку над кроватью украшали причудливые долговязые глиняные статуэтки в тон ковру и стенам. «Модник-хороводник», – сделал вывод Фил, оценив обстановку. Свесив ноги с кровати, парень сидя осматривал комнату в поисках сумки. Тут он невольно услышал звуки какой-то мелодии, доносившийся из другой части, по всей видимости, огромной квартиры. Встав ногами на теплый паркет, Фил поплелся в поисках источника музыки, и заодно, хозяина квартиры. За дверью спальни находилась просторная и такая же белоснежная гостиная. «В такой квартире нужно носить солнцезащитные очки и медицинский халат, а вместо тапок – бахилы», – подумал парень. Фил на мгновение прислушался. Источник мелодии точно находился за одной из дверей. Филипп уверенно зашагал к приоткрытой двери, что находилась прямо напротив спальни. «Это скрипка», – понял парень. Фил аккуратно заглянул за дверь. Эта комната была отведена под библиотеку или кабинет. У окна стоял письменный стол с компьютером, рядом стул. По периметру комнаты расположились книжные стеллажи высотой от пола до потолка, которые под завязку были набиты книгами. Центр кабинета-библиотеки заняла кожаная софа цвета темного шоколада, рядом с ней стоял стеклянный журнальный столик, на котором педантичной стопкой покоились виниловые пластинки. На фоне этой книжной романтики разливалась совершенно очаровательная и живая мелодия. Она заставляла вибрировать самое тонкое – струны души. Стравинский играл словно бог. Скрипка сливалась воедино со смычком и музыкантом, порождая истинную гармонию музыки и, казалось, Вселенной. Складывалось впечатление, будто играет не одна скрипка, а сотни. Звук был объемным и мягким. Стравинский грациозно выводил каждую ноту, закрыв глаза, он, будто, старался прочувствовать каждый звук, пропуская его через себя. Филипп замер, наслаждаясь концертом одного скрипача. Выдающегося скрипача. Наблюдение за изящными движениями смычком гипнотизировали его сознание, заставляя погрузится в настроение мелодии, едва заметно покачиваясь телом в такт. Мыслей нет, только звуки музыки. Мелодия плавно раскачивалась, как море, от штиля до бури. В ней было все: надежда и отчаянье, любовь и ненависть, жизнь и смерть.

Смычок скользнул по струнам в последний раз. Мелодия выпорхнула в приоткрытое окно. Стравинский замер, не открывая глаз. Тишину прервали аплодисменты Фила.

– Это было невероятно!

Стравинский открыл глаза и гордо произнес:

– Я знаю.

Музыкант подошел к софе, на которой лежал раскрытый футляр. Стравинский бережно сложил скрипку и смычок, закрыл крышку, звучно щелкнув замками.