Проклят и прощен

Прошло еще несколько недель. Зима по-прежнему царила с неослабевающей суровостью, несмотря на то, что уже наступил март. На этот раз тяжелее всего приходилось страдать от нее Верденфельсу и его окрестностям. В селе начались болезни, унесшие несколько жизней и имевшие последствием усиливавшуюся нищету и горе; но и здоровые нуждались в заработке. Ко всему этому грозный призрак всех окрестностей, Дева льдов оказалась сейчас особенно немилостивой. Бури, несущиеся в долину с вершины Гейстершпица, никогда не были так сильны и гибельны, как этой зимой. Лес, принадлежащий приходу и составляющий его главное богатство, был наполовину уничтожен одной из таких бурь, и сильно пострадали отдельно построенные дворы. Даже люди погибали во время снежных ураганов. Словом, это была несчастная зима для Верденфельса.

К счастью, село имело надежную поддержку в своем священнике, который всюду оказывал помощь и всех ободрял. Как ни обширен был его приход, он везде поспевал. Расстояния для него не существовало, никакая жертва не была ему тяжела, и своим словом и примером он умел вызвать на подобные жертвы самых зажиточных крестьян. Но всего этого было недостаточно для борьбы со все возрастающей нуждой; а единственный человеку чья помощь была бы так же неограниченна, как и его средства, был отлучен от церкви, и никто не решался что-нибудь принять от него.

Раймонд Верденфельс после глубоко оскорбительного отказа крестьян действительно прекратил дальнейшие попытки к сближению, но не сдался. Он остался в Верденфельсе, продолжая бороться с враждебностью, становившейся тем более грозной, чем больше ее поддерживало суеверие. Уже много лет в этой местности царили относительный мир и благоденствие, но с тех пор как владелец Фельзенека приехал из своего горного замка, несчастье следовало за несчастьем. Полоса бедствий началась той бурей, которая сопровождала его приезд, и продолжалась все время, пока он был в замке. А ведь он и раньше уже причинил гибель селу.

Эту уверенность разделяло решительно все село Верденфельс, от самого богатого крестьянина до беднейшего поденщика. Они ненавидели барона, когда он пытался оказывать им благодеяния. Теперь же, когда он с мрачной сдержанностью ничего не предлагал, они еще больше возненавидели его. Отношение к нему крестьян было насквозь проникнуто несправедливостью, присущей нищете и суеверию. При каждом новом ударе судьбы взоры всех обращались к замку, как будто там надо было искать источник бедствий. Во всяком случае, имелось достаточно оснований для удрученного настроения, поскольку поездка пастора Вильмута в столицу не имела ожидаемого успеха, он не привез своим духовным детям разрешения, в котором они были так уверены.

Вильмут на деле познакомился с бесконечными затруднениями, которые ему предсказывал инженер, и хотя в селе он пользовался безграничным влиянием, в городе должен был убедиться, что в правительственных учреждениях к нему относятся как к любому другому просителю. Даже вмешательство епископа оказалось бессильно, поскольку уже стало известно о предложении барона Верденфельса и об отказе крестьян. Вильмуту не раз пришлось выслушать, что его приход, очевидно, богат, если отказывается от столь щедрого дара, а значит, может устроить плотину на свои собственные средства, тогда как помощь правительства пригодится для более нуждающихся местностей.

Таким образом нельзя было отрицать, что отказ крестьян оказал дурное влияние на переговоры о плотине. Решение вопроса было отложено, данные прежде заверения частью взяты обратно. Вильмут не добился ничего, кроме обещания, что дело будет рассмотрено еще раз, но рассмотрение было отложено на неопределенное время, и об ускорении его не было и речи.

Анна Гертенштейн, имение которой тоже принадлежало к верденфельскому приходу, принялась энергично хлопотать, чтобы облегчить всеобщую нужду. Она первая последовала примеру своего двоюродного брата и всюду была возле него, помогая и ободряя. Теперь только выяснилось, как похожи эти два характера. Холодные и суровые, когда дело шло о чувствах человеческого сердца, они удивляли своей энергией, самопожертвованием и преданностью делу, когда в нем возникала истинная необходимость. Вполне естественно, что общее уважение, которым пользовался пастор, отчасти распространилось на молодую женщину, а Вильмут, властвовавший над всем единолично, ей одной дал место рядом с собой.

Однажды Анна с сестрой опять приехали из Розенберга. Обе они сидели с Вильмутом в его кабинете, рассуждая о необходимой помощи, на которую не было средств. Лили никогда не принимала участия в подобных разговорах, да ей и не позволили бы вмешиваться, поэтому она и теперь одиноко стояла у окна. Вдруг она сильно покраснела, отвечая на чей-то поклон, и, обернувшись, сказала смущенным голосом:

— Грегор, мне кажется... мне кажется... к тебе идут с визитом: молодой барон Верденфельс сейчас вошел в твой дом.

— Пауль Верденфельс? Не может быть! — воскликнул Вильмут.