Устав и разочаровавшись, кое-кто из первоприбывших миссионеров отказался от своей затеи и вернулся в Лондон; там они вскоре стали зарабатывать неплохие деньги, выступая с лекциями и издавая книги о своих приключениях в южных морях. Еще одного из первых миссионеров (по словам преподобного Уэллса, тот был «вконец неуправляемым») прогнали с острова — он пытался разобрать один из священнейших островных храмов, чтобы построить из его камней церковь. Что же касается тех людей Божьих, кто все же остался на Таити, но надо сказать, что некоторые из них в конце концов обратились к другим, более приземленным занятиям. Один стал торговать мушкетами и порохом. Другой открыл в Папеэте гостиницу, взяв себе не одну, а целых двух местных жен, чтобы те грели ему постель и хлопотали на кухне. Еще один — впечатлительный юный кузен Эдит Уэллс по имени Джеймс — попросту утратил веру, впал в невыразимое отчаяние и уплыл на корабле простым матросом; больше о нем ничего не слышали.
Смерть, изгнание, отступничество или разочарование… Так постепенно редели ряды первых миссионеров, и в итоге не осталось никого, кроме Фрэнсиса и Эдит Уэллс. Те так и продолжали жить в заливе Матавай. Они выучили таитянский и научились обходиться без благ цивилизации. В первые несколько лет Эдит родила трех девочек — Элеанор, Хелен и Лауру. Одна за другой те умерли в младенчестве. Но Уэллсы не унывали. Почти без посторонней помощи они построили свою маленькую церковь. Преподобный Уэллс придумал, как делать известь из мертвых кораллов, прокаливая их в примитивной печи для обжига, пока не получался пригодный для побелки порошок. Так церковь стала более симпатичной на вид. Он также додумался, как сделать кузнечные мехи из козьей шкуры и бамбука. Пытался обустроить огород, использовав отсыревшие семена, привезенные из Англии. («Через три года неустанных трудов у нас наконец поспела одна клубничина, — рассказал преподобный Альме, — и мы поделили ее между собой — я и миссис Уэллс. Отведав ее, моя милая жена зарыдала. Больше моя клубника не плодоносила. Зато капуста иногда удавалась на славу!») Уэллс купил четырех коров, которых впоследствии у него украли. Пытался вырастить кофе и табак, но ничего у него не вышло. Неудача постигла его и с картофелем, и с пшеницей, и с виноградом. Свиньи в миссии прижились, но другой домашний скот в здешнем климате существовать не мог.
Миссис Уэллс учила жителей залива английскому; те оказались способными к языкам и схватывали все на лету. Она обучила письму и чтению несколько десятков местных детишек. Некоторые из них переехали жить к Уэллсам. Был один мальчик, совсем неграмотный, который через восемнадцать месяцев смог читать Новый Завет без единой запинки, но и тот христианство не принял. Как и другие дети.
— Они часто спрашивали меня, эти таитяне: где доказательства существования вашего Бога? — рассказывал Альме преподобный Уэллс. — Они хотели услышать о чудесах, сестра Уиттакер. Им нужно было доказательство того, что достойных ждет награда, а виновных — наказание. Был среди них один безногий, и он попросил меня приказать моему Богу, чтобы тот отрастил ему новую ногу. Я же ответил: «Да где же мне отыскать тебе новую ногу — такого не найдешь ни здесь, ни в Англии!» Ха-ха-ха! Я не умел творить чудеса, поэтому не мог произвести на них впечатление. Я видел маленького мальчика — тот стоял над могилой умершей в младенчестве сестры и спрашивал меня: «Почему твой Бог Иисус положил мою сестренку в землю?» Он хотел, чтобы я приказал своему Богу, Иисусу, воскресить девочку из мертвых, но я не мог воскресить даже собственных детей, понимаете, так как же мне было совершить такое чудо? Я не мог дать им другого доказательства Бога, сестра Уиттакер, кроме того, что моя добрая жена, миссис Уэллс, зовет
Потом Альма узнала, что местные совсем не понимали, что это за Бог, которому молятся англичане, и где этот Бог живет. Долгое время туземцы из залива Матавай считали, что Библия, которую преподобный Уэллс повсюду с собой носит, и есть его Бог.
— Им казалось очень странным, — поведал ей преподобный Уэллс, — что я носил своего Бога так беспечно под мышкой или оставлял без присмотра лежать на столе, а иногда даже отдавал своего Бога кому-то другому! Я попытался объяснить им, что мой Бог повсюду. Но они стали спрашивать: «А почему же тогда мы его не видим?» — «Потому что мой Бог невидим», — отвечал я. «Но как же тогда ты об него не спотыкаешься?» — спрашивали они. «По правде говоря, друзья мои, иногда очень даже спотыкаюсь!» — отвечал я.