Происхождение всех вещей

— Возможно, впоследствии вам захочется переехать в Папеэте, сестра Уиттакер. Большинство приезжих так и делают. Пожалуй, там, в столице, более цивилизованно. Но и больше порока и больше зла. Зато там можно найти китайские прачечные и все такое прочее. Там много португальцев и русских — людей того сорта, что сходят с китобойных кораблей, да так и остаются. Конечно, португальцев и русских не назовешь очень цивилизованными, но они представляют все же более приятную компанию, чем та, что вы найдете в нашем маленьком поселке!

Альма не ответила, но она знала, что не покинет залив Матавай. В этом убогом жилище Амброуз провел свои последние годы. И она останется здесь.

— В саду вы найдете место, где можно готовить еду, — продолжал преподобный Уэллс. — Не ждите слишком многого от этого сада, хотя мистер Пайк и пытался самоотверженно за ним ухаживать. Все пытаются, но после набега свиней и коз нам, людям, остается не так уж много тыкв! Если захотите свежего молока, мы готовы раздобыть вам козу. Об этом можете спросить у сестры Ману.

Словно явившись на звук своего имени, на пороге возникла сестра Ману. Должно быть, она шла следом за ними. Ей почти не хватило места в хижине, где уже стояли Альма и преподобный Уэллс. Альма засомневалась даже, пролезет ли сестра Ману в дверь в своей широкополой, украшенной цветами шляпе. Но каким-то образом им всем удалось поместиться внутри. Сестра Ману развернула полотняный узелок и принялась выкладывать на маленький столик еду, используя в качестве тарелок банановые листья. Альме понадобилась вся ее выдержка, чтобы сразу не наброситься на угощение. Сестра Ману протянула ей стебель бамбука, закрытый пробкой.

— Вода, чтобы пить! — объявила она.

— Спасибо, — ответила Альма, — вы очень добры.

После этого они еще некоторое время смотрели друг на друга: Альма — устало, сестра Ману — настороженно, а преподобный Уэллс — радостно.

Наконец преподобный склонил голову и проговорил:

— Спасибо тебе, Господи Иисусе и Владыка наш, Отец Его, за благополучное прибытие к нам рабы твоей, сестры Уиттакер. Молим тебя, будь к ней благосклонен. Аминь.

С этими словами они с сестрой Ману наконец удалились, а Альма набросилась на еду, хватая ее обеими руками и глотая так поспешно, что ни на секунду не задумалась о том, что же, собственно, оказалось у нее во рту.

* * *

Посреди ночи женщина проснулась и почувствовала во рту теплый металлический привкус. Рядом пахло кровью и шерстью. С ней в комнате было животное. Млекопитающее. Альма поняла это прежде, чем вспомнила, где находится. Ее сердце быстро заколотилось, пока она неуклюже и лихорадочно нащупывала в уме обрывки информации. Она не на корабле. Не в Филадельфии. Она на Таити — да, наконец она вспомнила. На Таити, в хижине, где жил Амброуз. Как «хижина» по-таитянски? Фаре. Она в своей фаре, и с ней рядом какой-то зверь.

Женщина услышала, как зверь заскулил протяжно и жутко. Села в своей крошечной неудобной кровати и огляделась. В окно бил сноп лунного света, достаточно яркий, чтобы осветить собаку, стоявшую посреди комнаты. Собака была маленькая, весом не больше двадцати фунтов. Она прижала уши и оскалила зубы. Они неподвижно уставились друг на друга. Собака перестала скулить и зарычала. Альме не хотелось вступать в схватку с собакой. Пусть даже эта собака была совсем маленькой.

У кровати валялась коротенькая бамбуковая палка с пресной водой, которую дала ей сестра Ману. Это был единственный предмет в пределах досягаемости, который мог бы послужить оружием. Альма попыталась понять, сумеет ли дотянуться до палки и не разозлить собаку еще сильнее. Ведь если собака нападет на нее, нужно будет отбиваться. Женщина медленно опустила руку к полу, не отрывая глаз от животного. Собака залаяла и подошла ближе. Альма отдернула руку. И попыталась снова. Собака опять залаяла, на этот раз более злобно. Видимо, поднять оружие у Альмы не было шанса. Ну так будь что будет. Она слишком устала, чтобы бояться.

— Чем я тебе досадила? — устало спросила она.

Услышав голос женщины, собака разразилась злобным лаем; ее тельце, казалось, подпрыгивало над полом с каждым звуком. Альма пристально смотрела на нее.

Стояла глубокая ночь. На двери хижины не было замка. У женщины не было даже подушки. Она потеряла все свои вещи и спала прямо в грязном дорожном платье, в складки которого были запрятаны монеты. Ей нечем было отбиваться, кроме как короткой бамбуковой палкой, да и до нее она не могла дотянуться. Ее хижину окружали огромные крабы; внутри кишели ящерицы. А теперь еще это — злобная таитянская собачонка в ее комнате. Альма устала так сильно, что ей надоело волноваться.

— Уходи, — велела она собаке.

Та залаяла еще громче. Альма сдалась. Она повернулась к ней спиной, легла на бок и в который раз попыталась найти удобное положение на тонком тюфяке. Собака все лаяла и лаяла. Ну давай же бросайся на меня, подумала Альма. И уснула под ее яростный лай.