Происхождение всех вещей

Через несколько часов женщина проснулась снова. Свет изменился — почти рассвело. Теперь в центре ее хижины сидел маленький мальчик и смотрел на нее. Альма моргнула и заподозрила, что тут не обошлось без колдовства: что за маг явился сюда ночью и превратил маленькую собачку в маленького мальчика? У мальчика были длинные волосы и серьезное лицо. На вид ему было лет около восьми. Рубашки на нем не было, но он был по крайней мере в брюках, хотя одна штанина была коротко оторвана, словно он выбирался из капкана и часть одежды ему пришлось сбросить.

Мальчик вскочил, будто ждал, когда Альма проснется. Он подошел к кровати. Женщина испуганно вскрикнула, но потом увидела, что ребенок держит что-то в руках и, более того, кажется, протягивает это ей. Лежавший у него на ладони предмет поблескивал в неярком утреннем свете. Мальчик положил его на край кровати. Это был окуляр микроскопа.

— О! — воскликнула Альма.

Услышав ее голос, мальчик убежал. Хлипкая загородка, называвшая себя дверью, бесшумно захлопнулась за ним.

После этого уснуть Альма уже не смогла, и вставать ей не хотелось. Со вчерашнего вечера она ничуть не отдохнула. Кто еще намерен прийти к ней в комнату? Что это за место такое? Она должна найти какой-то способ загородить дверь — но чем? На ночь можно было бы придвигать к двери маленький столик, но его легко было сдвинуть в сторону. А если учесть, что вместо окон здесь были лишь дыры, прорубленные в стенах, то какая польза от того, что она закрыла бы дверь? Альма рассеянно вертела в руках медный окуляр. Где же оставшиеся части ее драгоценного микроскопа? Кем был этот мальчик? Надо было догнать его и выяснить, где он спрятал остальное ее имущество.

Закрыв глаза, женщина прислушалась к незнакомым звукам. Ей казалось, она слышит, как встает солнце. Она точно слышала бьющиеся о берег волны — те были прямо за дверью. Ее пугала близость прибоя. Безопасно ли жить в этой хижине? Не унесет ли ее ночью в море? Альма бы предпочла, чтобы от воды ее отделяло расстояние побольше каких-то четырех ярдов. Море казалось слишком близким, слишком опасным. Птица, сидевшая прямо над ее головой на крыше, издала странный крик. Он звучал как слова: «Думай! Думай! Думай!»

Да она всю свою жизнь только этим и занималась!

Наконец Альма встала, смирившись с тем, что больше не заснет. Она не знала, где туалет или место, которое могло бы послужить им. Вчера ночью она присела за фаре, но теперь надеялась, что где-нибудь поблизости есть более подобающие приличной женщине удобства. Однако, выйдя за дверь, Альма чуть не споткнулась обо что-то. Она посмотрела под ноги и увидела прямо у себя на пороге — если можно было назвать это порогом — портфель Амброуза, который терпеливо ее там дожидался, застегнутый на все ремни. Встав на колени, женщина распахнула портфель и быстро просмотрела содержимое: все рисунки были на месте.

На берегу, насколько позволял разглядеть тусклый утренний свет, не было ни души — ни женщины, ни мужчины, ни мальчика, ни собаки.

«Думай! — прокричала птица над головой. — Думай!»

Глава двадцать третья

Время никогда и не думает останавливаться, какой бы странной и непривычной ни была ситуация; потихоньку шло оно и для Альмы в заливе Матавай. И медленно, то и дело спотыкаясь, она начала осмысливать окружавший ее новый мир.

Совсем как в детстве, когда в ней впервые проснулась способность к познанию, Альма начала с того, что изучила свой дом. Это не отняло у нее много времени, так как ее крошечная таитянская фаре была не чета «Белым акрам». По правде говоря, там нечего было изучать, кроме одной-единственной комнаты, хлипкой двери, трех окон без стекол, мебели из грубых досок и тростниковой крыши, кишевшей ящерицами. В первое утро Альма тщательно осмотрела жилище, выискивая какие-либо признаки присутствия Амброуза, какой-нибудь его след, но ничего подобного не нашла. Она стала искать эти следы еще до того, как отправилась на поиски своего собственного потерянного багажа (те оказались бесплодными). Но ничего не обнаружила. А что она надеялась найти? Адресованное ей послание на стене? Стопку рисунков? Может, связку писем или дневник, проливавший бы свет хоть на что-нибудь, а не содержащий одни лишь загадочные мистические терзания? От Амброуза здесь ничего не осталось. В разочаровании женщина раздобыла метлу и счистила паутину со стен. Посыпала пол новой сухой травой вместо старой сухой. Взбила тюфяк — и смирилась с тем, что это ее новый дом. По совету преподобного Уэллса Альма также смирилась с досадной реальностью, заключавшейся в том, что ее вещи или вернутся к ней рано или поздно, или нет, и поделать с этим ничего нельзя, абсолютно ничегошеньки. Она мрачно успокоила себя тем, что ей теперь, по крайней мере, не придется распаковывать коробки.

И вот в своем единственном платье Альма продолжила изучать окружающую обстановку.