Происхождение тебя. Как детство определяет всю дальнейшую жизнь

Взгляд на развитие детей раннего возраста с точки зрения теории привязанности, которую разработал британский специалист в области психологии развития Джон Боулби, заставил многих думать, будто чужая забота пагубно сказывается на отношениях между детьми и родителями, особенно если ребенка оставляют на попечении чужих людей в первые годы жизни. Якобы для ребенка разлука с родителем – это настоящее потрясение, а если родитель оставляет ребенка буквально каждый день, то это неизбежно скажется на его эмоциональном развитии. В итоге ребенок вырастет с подспудным ощущением, будто на родителей нельзя положиться в минуту нужды. С этим мнением перекликается еще одно: если родитель мало времени проводит с ребенком, то теряет с ним связь, а это, в придачу к тому, что малыш ощущает себя брошенным, мешает воспитанию, развитию отношений между родителем и ребенком и, как следствие, дальнейшей жизни ребенка.

То, насколько малыш привязан к родителю, можно довольно точно понять благодаря опыту под названием «Незнакомая ситуация». Опыт заключается в том, что родитель приводит ребенка возрастом от года до полутора лет в незнакомую университетскую лабораторию и там их то и дело ненадолго разлучают (не дольше, чем на три минуты), причем порой ребенок остается наедине с незнакомым взрослым. Затем, когда родитель после испытания разлукой возвращается к малышу, исследователи смотрят на отклик последнего. Внимательно изучив поведение детей по видеозаписям (особенное внимание уделяется той части, где родитель возвращается к ребенку), исследователи решают, насколько сильно ребенок привязан к родителю. Если ребенок привязан к родителю сильно, то заметит его появление еще издалека и определенно не останется равнодушным. Если ребенок не особенно расстроился из-за разлуки, то он начнет улыбаться, указывать на родителя пальцем и/или приветствовать его вслух. Если ребенка расставание очень опечалило (такое порой бывает), то он сам побежит к родителю, попросится к нему на руки и только тогда успокоится, причем некоторые дети потом наотрез отказываются отпускать родителя и возвращаться в игровую комнату, где проходит эксперимент.

Если ребенок не особенно привязан к родителю – и склонен к избеганию, – то он, наоборот, может даже не посмотреть в его сторону, когда тот вернется, или пойти к нему навстречу, но остановиться на полпути. Обычно такие дети не выражают огорчение так же явно, как другие дети, однако это не значит, что они его не испытывают. Ребенок, который несильно привязан к родителю и при этом склонен к сопротивлению, будет вести себя иначе. Его, скорее всего, расстроит то, что мать и какой-то незнакомец приходят и уходят; такой ребенок по возвращении матери либо не сможет взять себя в руки и попросить у нее утешения, а вместо этого будет лежать на полу и плакать, либо все-таки соберется и подойдет к ней, но, когда та возьмет его на руки, начнет толкаться, а когда его отпустят, вновь расстроится и начнет проситься на руки.

Некоторые из ключевых свидетельств для завершения «дошкольных войн» явно указывали на то, что дети, которые в грудном и старшем ясельном возрасте много времени проводили без родителей, чаще были не особенно привязаны к родителям и избегали близкого общения с ними. Однако правда ли их психологическая и физическая отстраненность от родителя, как считают сторонники теории привязанности, отражала то, что они недостаточно сильно привязаны к родителю и не верят, будто тот всегда сможет прийти к ним на помощь и откликнуться на их эмоциональные нужды? Или дело было в том, что такие дети росли независимыми и оставаться без родителя для них было не впервой, а потому они не особенно переживали?