Сказать, что исследование NICHD (которое родилось из противоречия) проходило без сучка и без задоринки – значит, солгать. Все потому, что это исследование свело вместе и подтолкнуло к сотрудничеству людей из самых разных университетов – исследователей в области человеческого развития, которые прежде ни разу не видели воочию ни подобных проектов, ни их участников. Таких исследователей было немало, ведь, чтобы провести, если так посудить, какое бы то ни было исследование (не говоря уже о том, чтобы в нем на протяжении пятнадцати лет участвовало более тысячи детей из десяти различных населенных пунктов), множество ученых с широкими взглядами должны прийти к единодушию в целом перечне вопросов, которые вполне способны вызывать противоречия – причем непримиримые! Чтобы было проще понять, представьте, каково всем этим исследователям было отвечать на следующие вопросы: в какие сроки нам собирать данные об участниках – когда им будет по шесть, по девять или по двенадцать месяцев (причем выбрать можно только что-то одно)? В каком возрасте наиболее очевидно, как обстоятельства за пределами семейного окружения влияют на развитие ребенка? Мы будем просить привести участников в университетскую лабораторию, чтобы поместить их в заранее определенные обстоятельства, или пойдем к ним домой, чтобы посмотреть на них в естественной среде? Что будет сильнее заглушать едва уловимые признаки влияния внешней среды на ребенка – слишком искусственная среда лаборатории или слишком «шумная» среда дома (поскольку обстановка в семье может быть совершенно разной)? Можем ли мы доверять рассказам родителей и/или учителей о поведении детей или нам стоит наблюдать за ними лично и записывать все самим? Родители, вне всяких сомнений, знают детей лучше, чем учителя, однако учителям обычно есть с кем сравнивать – за годы работы они видели множество детей одного возраста, а потому могут оценить поведение участников более непредвзято. Нам включать в выборку только тех детей, которые посещают дошкольные учреждения, или и тех, с кем сидят друзья и соседи (то есть тех, кто посещает так называемый семейный детский сад), или даже тех, за кем прямо дома приглядывают няни, покуда родители на работе? В конце концов, отнюдь не все дети, особенно в раннем возрасте, посещают дошкольные учреждения – обычно занятые родители ищут, кто мог бы посидеть с ребенком. Как нам расценивать участников, с которыми сидят отцы или бабушки с дедушками? Забота с их стороны сродни услугам, которые предлагают в дошкольных учреждениях, или нет? Следовательно, должны ли мы в ходе статистического анализа данных приравнивать случаи, когда с ребенком сидит не мама, но другой родственник, к случаям, когда ребенок посещает развивающий центр? Будем честны: в ходе лонгитюдных исследований, подразумевающих наблюдение, зачастую не бывает единственно правильных решений. Не стоит и говорить о том, что если среди исследователей находятся убежденные сторонники различных – зачастую противоположных – точек зрения, возникают буквально бесчисленные поводы для споров.
Несмотря на то что многих коллег вымотали, как казалось, бесконечные попытки прийти к общим решениям, в конце концов благодаря этому впоследствии было легче. Командам исследователей из десяти университетов страны удалось поладить друг с другом и сработаться таким образом, что каждая изучала порученную ей подвыборку детей по одному и тому же научному протоколу (то есть теми же способами и в том же порядке). Порой из-за этого, как мы увидим, командам приходилось измерять и изучать то, что им было вовсе не нужно, и использовать те подходы, которые казались им не самыми целесообразными. Другими словами, совместная работа подразумевает терпимость. Большинство из нас никогда прежде не работали в таком режиме, поскольку мы в основном привыкли проводить исследования сами по себе и так, как удобно нам, не обращая внимания на чужие пожелания и не подстраиваясь под них. История, мы уверены, показала: усилия, которые мы приложили к тому, чтобы все команды работали слаженно и, охватив выборку в 1364 ребенка, следили за ними с рождения и до пятнадцати лет, были не напрасными, по крайней мере с научной точки зрения. Как мы поясним далее, непродолжительные споры – низкая цена за слаженную работу, которая в течение пятнадцати лет помогала искать ответы на важные с точки зрения науки вопросы.