Ceterum, дело даже не в том, что положения авторов «торжествующего синапсизма» конфликтуют с классической нейрофизиологией.
In postremo все в той или иной степени релятивистично, догмы условны, а свобода сомнений — безгранична и обязательна.
Но при всей важности этих исследований «синапсизм» подобен попытке выяснения принципов работы сейфового механизма через анализ молекулярного состава стали, из которой сделаны ригели, сувальды и пружинки замка.
Ведь даже сверхточно выяснив расположение всех атомов в кристаллической решетке этой стали, мы все равно ничего не узнаем о том, как работает механизм сейфа, ибо его работа производится разделенными, взаимодействующими и геометрически строго оформленными структурами, порожденными средой и ей подчиненными.
Эта аналогия грубовата (на грани некорректности), но подразумевает лишь то, что полиструктурность мозга есть безусловный факт, что aliqualiter специализация его анатомических структур понятна, а их взаимодействие очевидно.
Ad verbum, надеюсь, что в качестве примера не надо приводить миллионы нейрохирургических операций, успех которых основывается прежде всего на точных представлениях о локализации различных функций в различных мозговых структурах. Достоверность этих представлений настолько высока, что позволяет хирургу при удалении опухолей, кист и гематом «не задеть» те точки, мельчайшее повреждение которых приводит к афазиям, коме или иным тяжким для пациента последствиям.
Если бы синаптическая или иные подобные версии (из тех, что сводят работу мозга к микропроцессам в везикулах, к пропуску ионов через мембраны, к активациям протеинкиназы А et cetera) годились бы для объяснения церебральной работы, то даже полушарность для такого мозга была бы излишней и необъяснимой эклектикой; этот орган вполне мог бы быть анатомически бесструктурным «клеточным монолитом», организованным значительно проще, чем даже печень. Наличие в нем структур, формаций, локализации функций, анатомически наблюдаемых аксонных пучков, комиссур и лучистостей — все было бы ненужным и бессмысленным.