Происхождение

— Не подумайте чего насчет вчерашнего вечера, — прервало молчание заместитель начальника Верет. — Я никогда не было сторонником вашей матери, и это обстоятельство не прибавляет мне очков в округе. На самом деле бросить вызов вашей матери может лишь человек, занимающий такой же пост, и мне это неприятно. В любом случае я как представитель меньшинства могу позволить себе не голосовать за нее, хотя, скорее всего, это принесло бы мне гипотетическую выгоду.

Ингрей не знала, что ему ответить, и промолчала.

— Я уже привыкло, — продолжило оно. — Почти. Просто время от времени происходит то, что я не имею права игнорировать. Никто не произносит вслух: «Вы так хорошо говорите по–бантийски, заместитель начальника Верет! Вы же образованный, не такой, как остальные хатли!» Но все так думают. Да, я знаю, что и вы только что об этом подумали.

Ингрей попыталась возразить, но тут же поняла, что от любых ее слов станет только хуже.

Заместитель начальника язвительно улыбнулось.

— Это же видно! А еще время от времени приходят политики и начинают учить меня, как вести следствие. Ладно, мое начальство говорит мне, кого нужно посадить и что при этом сказать репортерам, ладно, судебный комитет приказывает мне выпускать тех, кого, как мне кажется, освобождать не следует. Это моя работа, а они — мое начальство. Может, в конце концов, я не право, судебное заседание именно для того и проводится, чтобы во всем разобраться. Но это! — Оно покачало головой. — Совершено хладнокровное предумышленное убийство, а я не могу задержать убийцу, и ему, скорее всего, позволят отсюда улететь. И я не могу при этом ничего сказать. А с другой стороны, у нас тут Этьят Будраким и его фальшивые гарседдианские раритеты.

Верет протянуло руку к подносу с бусинами, словно собиралось взять их, ио лишь отодвинуло на пару сантиметров дальше.

— В моей семье есть имена, которые появились на Хвай задолго до того, как Будракимы прилетели в систему. Это правда, но над раритетами хатли, оставшимися от наших предков, смеются, считают их ничтожными и хранят где–то в запасниках лария системы, словно мы не настоящие хвайцы. Либо их похищают, а потом с гордостью выставляют под чужими именами. Будракимы прибыли на Хвай одними из последних, как и все гарседдианцы или те, кто считает себя ими. А их раритеты? — Оно презрительно хмыкнуло. — Подделки с самого первого дня. И ради того чтобы скрыть этот факт, Этьят сослал своего ребенка в «Милосердное устранение»! А я даже не могу высказать своего мнения и вынуждено говорить лишь то, что в интересах Нетано Аскольд.

Оно задумчиво посмотрело на стол. Сжало кулак, раскрыло его, словно хотело что–то взять. Может быть, чашку шербета, но выпить оно сейчас не могло, потому что постилось.

— Я знаю, что это Хевом убил светлость Зат, — сказала Ингрей. — Он даже не пытается скрывать.

— Он молчит. Хотя так, наверное, даже лучше. Консул Омкема так покровительственно разговаривает со всеми, что я уже с трудом выношу и ее, и Хевома.

— А я все вспоминаю, как нашла светлость Зат, — сказала Ингрей. — Иногда мне кажется, что все прошло и я уже в порядке, а потом вдруг как накатит. И сразу вспоминается она.

Прислонившаяся спиной к тонкому стволу, с запекшейся каплей крови в уголке рта.

— Так и бывает, — довольно мрачно, но с заметным сочувствием в голосе проговорило Верет.

— Я тоже не хочу, чтобы его отпустили. Но не нам решать.

— Прекрасно осознаю это, мисс Аскольд. Просто мне хотелось хоть перед кем–то выговориться. Сказать такое за пределами кабинета я не могу.

Оно немного помолчало. Взглянуло на стену, на изображение площади перед Службой планетарной безопасности. Предрассветное небо еще не посветлело, но за зданиями, стоявшими по другую сторону улицы, солнце уже вызолотило облака.