Читаем Прогулки по Европе полностью

В пестумском музее. Поразительная живопись для мертвых – на внутренних сторонах громадных каменных гробов V–IV вв. до н. э. Этрусская традиция, которую переняли здешние греки. И ее вершина – «гробница ныряльщика». Покойный изображен в виде атлета, ныряющего в воду. «Ой, нет, – говорит Анюта, – я думаю, это он не в воду ныряет. Это, наверное, прыжок из жизни в смерть». Ищем комментарии – и находим, к Анютиному торжеству: «прыжок nell'Oceano della morte». А на боковых плитах – сцены пира, одна из которых вот уже лет двадцать как висит у нас дома над телефоном. Но какая же связь между смертью и пиром? Читаем объяснение: такая, что вино, музыка и любовь, соединяющиеся на пиру, образуют мост, пусть несовершенный, между миром здешним и миром потусторонним.

26-го утром пешком в гавань и на корабль Неаполь – Капри. Неаполь, вначале плоский, на глазах начинает подниматься и превращается в порядочную гору с дворцом на вершине. Иногда проглядывает солнце, но на небе тучи всех оттенков от белого до почти черного, отчего над морем и над Везувием странный перемежающийся, временами зловещий свет. Неаполитанский залив весь как на ладони. По его краю идут по кругу: Неаполь; лукоморье с Везувием, Геркуланумом, Помпеями, Кастелламмаре, Сорренто; небольшой просвет открытого моря – и двугорбый контур Капри, который на глазах подрастает. Направо от него просвет побольше, а за ним контуры ближайших к Неаполю островов – Искии и Прoчиды, таких же гористых, как и Капри. А между Прочидой и Неаполем просвета уже почти и незаметно: круг замкнулся.

Минут пятьдесят, и вот уже пристань Капри – у седловины между двумя горами. Плоского места нет вообще. Отвесность скал неправдоподобная, местами скала нависает не в образном, а в полном геометрическом смысле. Значительная часть скалы голая – не сумела зацепиться никакая растительность.

Прямо напротив пристани фуникулер. Пока мы вертели головами, разглядывая скалы, вывески и содержимое ларьков, фуникулер ушел. Тогда мы купили билеты на следующий и пошли продолжать свое занятие. Подошло назначенное время. Никакого фуникулера, однако, не появилось. Пошли выяснять в кассу, тыча своими билетами. «Так вон же, – говорят, – в углу площади стоит автобус». – «При чем тут автобус?» – «Как при чем? Ведь вот же у вас билеты!» Наконец до нас дошло, что в здешней семиотической системе автобус и фуникулер различаются между собой не больше, чем, скажем, автобусы разного цвета.

Автобус оказался шириной с инвалидную коляску – как будто его хорошенько сплюснули с боков, как жестянку. Поехали, и сразу стало ясно, зачем ему стиснули бока: даже и такие два автобуса разъезжаются на здешней улице (которая пошла серпантином прямо от пристани) лишь со скоростью двух расходящихся на краю пропасти ослов.

Проделав путь раз в двадцать длиннее, чем у фуникулера, автобус исполнил свою фуникулерную службу – прибыл на верхнюю станцию. Здесь, на единственном плоском месте длиной метров двести и шириной метров десять-пятнадцать, и оказался весь каприйский туристический бомонд. Вид баснословный: весь Неаполитанский залив под ногами, Везувий в дымке. А в самой середине перешейка между двумя горами, где дорога проходит прямо по острию ножа, открывается вид сразу на два морских горизонта – залив на севере, темно-синий, и открытое море на юге, серебристо-дымчатое, почти сливающееся с небом.

Стали искать какую-нибудь лазейку понеприметнее. И действительно нашли! Лестница вверх шириной в метр между двумя заборами – к счастью, чаще прозрачными, чем глухими. Только табличка «via такая-то» позволяла надеяться, что это не просто тропинка к чьей-то усадьбе. Ни одной живой души. Среди лимонов, апельсинов, пальм и прочего парадиза взбираемся все дальше и дальше вверх. На поворотах сквозь просветы в листве проглядывает городок, лесистая гора напротив, уголки моря. Но вот кончились усадьбы, еще немного вверх сквозь лес – и вдруг открывается голый отрог скалы, откуда видно всё: обе горы острова, городок Капри внизу между ними, море к северу, море к югу. А до вершины нашей горы кажется уже совсем близко; но от нее нас отделяет вертикальная голая серо-коричневая стена. Открытое солнце и ветер. Корабль из Неаполя движется к пристани, оставляя длинный белый след по синему. Игрушечный двухвагонный фуникулерчик всползает вверх по склону.

Спуститься к пристани решили от начала до конца пешком. На одном из поворотов глаз упирается буквально в стену из бесчисленных роскошных лимонов. Срабатывает фотографический рефлекс: «Анюта, – говорю, – посмотри, какие лимоны! Надо бы снять». – «Да, надо бы, – отвечает, – только как ты до них дотянешься! Сквозь решетку даже руку не просунуть!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии