К этому времени холод уже пробрал невыносимо. В ресторанчике на выходе из Villa dei Misteri почему-то не было практически никого. Мы спросили только одно: «Где у вас тепло?» Завели внутрь и посадили около электрообогревателя – это у них единственная форма отопления. Это было так прекрасно, что остальное уже было неважно. Между тем накормили хорошо и, вопреки обыкновению, не терроризировали. Без малейшего колебания все вопросы официант обращал к синьоре. Синьора спросила: «А красное вино у вас есть?» Несмотря на чудовищность вопроса, не повел ухом и принес кувшинчик. Вино оказалось потрясающим. «Как называется?» – закричал я. – «Vino di Vesuvio, signore», – отвечал он с артистичным выражением сдержанной гордости. Про необыкновенное плодородие вулканического пепла на склонах Везувия, из-за которого люди там селятся, не считаясь с риском, я слыхал; а теперь вот узнал, какое великолепное эти извержения порождают вино. «Берем еще и с собой», – заявили мы.
Вернулись в Неаполь еще засветло. Пробираемся улочками старого города: немыслимые щели шириной метра два между высоченными домами; впрочем, довольно прямые. От неба видны где-то высоко-высоко только узенькие полоски. Между пешеходами на приличной скорости проскакивают мотороллеры и мотоциклы. Вдруг впереди чудовищный барабанный бой и какие-то литавры. Идем на звук, но звук тоже движется. Предпасхальная процессия квартала – вся улочка запружена хоругвями. Почти все молодые. Музыка на наше ухо нисколько не религиозная – маршево-боевитая.
Зашли в знаменитую Санта-Кьяру. То ли предпасхальная выставка новой церковной живописи, то ли церковь уже навеки украсилась по-новому: штук двадцать больших картин одной и той же кисти на пасхальную тему. Впечатление убойное. Христос то в виде волка, то в виде неведомого бесформенного зверя, Магдалина примерно такая же, краски нарочито грязные, Христов фаллос не забыт ни на одной картине и подан с хорошим нажимом, чтобы зритель оценил. Воистину, католическая церковь умеет не отставать от века.
В Салерно атмосфера уже другая, чем в Неаполе – гораздо более провинциальная. Кажется, что и люди гуляют здесь по набережной иначе. Жаркий (хотя в данный момент не жарко, а только тепло), роскошный, ленивый, вальяжный юг. Неаполь отсюда ощущается уже как европейская столица.
Находим автобус на Агрополи, который идет через Пестум. Час езды через маленькие южные городки, которые так же отличаются от Салерно, как Салерно от Неаполя, и нас высаживают практически в поле: Пестум. «Так где же здесь раскопки?» Нам отвечают несколько неопределенным жестом, который примерно означает: «Да везде». (По нашему понятию, раскопки – это как в Новгороде: котлован, в нем копошатся рабочие. А итальянские scavi – это уже результат, древние здания в чистеньком виде, готовые для туристов.)
И вдруг осознаем, что действительно посреди широкого поля высятся настоящие парфеноны. Три практически полностью сохранившихся (не считая кровли) греческих храма VI–V веков до нашей эры! Это ведь еще и Перикла никакого не было! А про римлян нечего и говорить. Город тогда еще назывался Посейдония. Пестумом его гораздо позже стали называть римляне (они появились здесь лишь в 273 г. до н. э.). Один храм прекраснее другого! Особенно понравился так называемый храм Цереры (в действительности Афины), самый древний и самый стройный. Но по величественности всех превосходит храм Геры.
«О, как гаснут – по степи, по степи, удаляясь, годы!» Годы гаснут, мой друг, и, когда удалятся совсем, никто не будет знать, что знаем ты да я. Наш сын растет; розы Пестума, туманного Пестума, отцвели… (Набоков, «Другие берега»).
(Horatius, «Ad Postumum»).
Вот то, что не выходит из головы у человека, который собрался в Пестум. «Смотри-ка, а вот и розы!» – вдруг говорит Анюта. В самом деле, прямо в зоне scavi целые поля роз. И они уже цветут; и, вопреки Набокову, еще не отцвели. Пришлось сорвать одну на память.