Cerchiamo sempre la voce del passato: aneliamo di conoscere l'anima e i sentimenti di coloro che hanno lasciato testimonianza della loro esistenza, siano esse piramidi nel deserto o città sepolte; ne rimaniamo sorpresi, affascinati. E l'incantesimo si è ripetuto ancora una volta: le voci degli abitanti di Novgorod la Grande ci hanno attirato ed ammaliato come il canto delle sirene.
«Мы всегда ищем голос прошлого: мы стремимся узнать душу и чувства тех, кто оставил свидетельство своего существования, будь то пирамиды в пустыне или занесенные песком города; мы ими поражены, заворожены. И колдовство повторилось еще раз: голоса жителей Великого Новгорода завлекли и околдовали нас как пение сирен».
Делл'Агата и Кванг везут меня теперь в Каррару. С нами брат Кванг (он за рулем) и ее руководительница Сильвия, которая сама похожа на студентку. Дорога идет между цепью гор и морем. Доезжаем до Каррары и поворачиваем в горы, к каменоломням. Длинный серпантинный подъем. День сияет. И вот появляются первые скалы, у которых вместо нормального бурого склона – нечто невероятное: мраморная стена! Поднимаемся выше и открывается целый амфитеатр из таких скал. Все эти горы вокруг – целиком из каррарского мрамора! Три тысячи лет человек откалывает себе от этих гор столько прекрасного мрамора, сколько может отколоть и унести, – и всего лишь немножко оголил им кое-где бока; ни одна из гор не стала от этого ниже!
Рычащие машины вгрызаются в белые бока гор как черные жуки. Время от времени слышны взрывы. Отпиливают от скал «бруски» размером 1x2x3 метра. Чуть что в этом «бруске» не так – его немедленно просто бросают. Такого кругом огромное количество. Хороший «брусок» затем уже распиливают на специальных станах проволокой с алмазом.
Везде в склонах гор устроены террасы и к ним подъездные дороги – разумеется, тоже мраморные, – по которым самосвалы могут добраться до этих террас. В местах, где человек вгрызается в скалу уже давно, образовались уже целые мраморные амфитеатры со множеством рядов-террас.
От каменоломен едем в деревушку Колонната, которая здесь поблизости. Все то, что в русской деревне из дерева, а в украинской из глины, здесь – из мрамора: дома, заборы, улицы, вымостка дворов… На серомраморной ограде близ церкви – беломраморная доска: «Товарищам-анархистам, павшим на пути к свободе».
Последняя лекция в Пизе (10-я). Aula magna. Заканчиваем грамоту № 752: ци ти боудоу задѣла своимъ вьзоумьемь аже ми сѧ поцьnьши nасмихати а соудить б(ог)ъ и моѧ хоудость (буде даже я тебя по своему неразумию задела, если ты начнешь надо мною насмехаться, то судит тебя Бог и моя худость [= я]).
Я уже к своим пизанским слушателям привык. Это моя самая многочисленная и самая внимательная аудитория из заграничных. Сидит и милейший Делл'Агата. В конце говорит: «Вы перевели
Ответ выскочил у меня как-то автоматически: «Non mi posso permetterlo (я не могу себе этого позволить)». Такого грохота аудитории, который при этом раздался, я давно не упомню. Специально посмотрел: девицы хохотали не менее отчаянно, чем молодые люди.
Этим и закончился мой пизанский курс.
Потом еще было небольшое rinfreschino («подкрепление»), во время которого студенты подходили ко мне с разными словами. Особенно умилил меня вопрос: «Скажите, почему старославянские тексты читать скучно, а ваши древнерусские интересно?»
1999
Италия
В метро Brenta на стене:
SATOR
AREPO
TENET
OPERA
ROTAS
И рядом:
Mariangela puttana
Все-таки великий культурный центр, ничего не скажешь.
Сообщение по телефону: «Гиппиус соединил грамоту № 572 с № 877».
Едем с Ремо Факкани на Сан-Микеле. Райская весна, хотя и foschía (дымка). Сперва в reparto greco, где Дягилев и Стравинский. Над Дягилевым надпись: 1872–1929 Serge de Diaghilew; сверху: