Читаем Прогулки по Европе полностью

Ближе к Пиренеям начались лесочки – странные шаровидные сосны. В дымке видны и снежные вершины, но не очень высокие. У самой границы поезд выходит к морю. Местечко Llançà красиво вдается в море, вроде Ментоны, только без французского курортного блеска – всё диче и суровее. Port-Bou – граница (у самого моря). Поезд медленно переходит с широченных испанских рельс на узкий путь. Как ему это удается, не знаю – никаких домкратов нет, и операция занимает не два часа, как в Бресте, а 20 минут. Может быть, у них двойные колеса?

Французская пограничная проверка – чрезвычайно тщательная, хотя обе страны шенгенские. (Испанской проверки нет вовсе.) Туннель – и Cerbère: Франция.

<p>Франция</p>

4 декабря 1997. Эзри (через границу от Женевы).

Вечер у Жоржа Нива в Эзри с Эрнстом Неизвестным. Лет под 75, могуч. Молодая красотка-жена. Весь вечер рассказывал про своих великих друзей и знакомых: Сахаров, Горбачев, Ельцин, Максимов, Зиновьев, Мераб Мамардашвили, Михаил Шемякин. Отлично рассказывает. Шармово́й мужик» – про многих из друзей. Учился на философском, откуда и круг друзей. Из его рассказов:

Сахаров – неверующий святой. КГБ боялось его наивности.

Муза Солженицына и Максимова – КГБ. Максимов, Зиновьев, Шемякин не могут жить без врага, завянут, обессилеют. Максимову повезло, что Синявский его пережил.

Зиновьев – Эрнстов друг! – шизофреник, талант. Ненавидел Сталина, но просто хотел быть на его месте – полная мегаломания. Бешено ждал, когда сдохнет Хозяин: «Ты понимаешь, ведь тогда власть будет валяться под ногами! Мы должны подобрать!»

(Через день я прочел статью Зиновьева в «Литературной газете»: да, без сомнения шизофреник. Полностью за возврат советской власти. И физиономия ужасная: шизофреническая и фанатическая.)

В Горбачева Эрнст Неизвестный за три часа разговора «влюбился»; о чем говорили – не знает.

Ельцин – царь, с гениальной интуицией. Пьяница – и только такой может править Россией. Ни интеллигент, ни Горбачев не может.

Еще рассказывал, как профессорствовал в Америке – преподавал скульптуру и т. п. «Ну да ведь это гроши – бросил». Подприхвастывает, но в общем-то понравился, оставил сильное впечатление. Мог бы ведь хвастать своими успехами, а хвастает друзьями. Похоже, был доволен попасть в круг русских слушателей.

<p>Швейцария</p>

14 декабря 1997. Женева. Вилла Риго.

Как? День прошел? Черно зияют окна,

И снова Сириус и снова Орион.

Луна пополнилась, чуть небо затянулось,

Всё тот же сумрак – время неподвижно,

Лишь мы скользим в нем – мимо, в никуда.

<p>1998. Италия</p>

15 марта 1998. Флоренция.

Поезда Женева-Милан-Флоренция. Встречает Донателла, едем к ней. Д'Арко в сравнительно неплохой форме. Оставил филологию, пишет воспоминания о своем пилотском прошлом, о Сент-Экзюпери. Джиневра еще подросла, любезна, радушна.

16 марта, понедельник. Пиза.

Донателла везет меня в Пизу. Некоторая деликатность положения состоит в том, что тысячелетняя борьба Флоренции с Пизой еще не кончена. И меня уже обучили многовековому лозунгу Флоренции: Meglio un morto in casa che un pisano all'uscio (лучше мертвец в доме, чем пизанец у дверей). И вот флорентинка Донателла получила место профессора в Пизе. Она говорит мне: «Поживите все-таки сначала дней десять в Пизе, ну а потом уж мы вас поселим по-настоящему – во Флоренции. А в Пизу будете просто ездить».

А в университете здесь обстановка очень симпатичная. Особенно обаятелен Делл' А́гата. Очень понравился Коля Михайлов; манерой говорить напоминает Топорова.

Во вторник 17-го первая лекция большого цикла. Aula magna, человек 70–75. Предлекционное состояние ужасное; начал еле живой. Слов не хватает. С нарастанием стресса понемногу пошло; но пробил страшный пот. Кричать на 70 человек – измот сильнейший.

В четверг вторая лекция (история Новгорода и т. п.). Народу столько же. Язык уже пошел полегче. Хорошо психологически помогает Делл'Агата, доброжелателен, слушает замечательно. На третьей лекции уже понемногу начал привыкать. На четвертой (23-го) пустил листок записи. Записалось 72 человека (только студенты, взрослые не записывались); студентов 9, студенток 63. Со всех четырех курсов. Фамилии, к моему удивлению, оказались монолитно итальянскими: только одна фамилия славянская и одна греческая.

26 марта – 1 апреля 1998. Рим.

Отель Nord, потом пансион Corallo. 26-го в 17.26 землетрясение с эпицентром в Умбрии. В Риме было прекращено заседание Сената и т. п. Я просидел этот момент в забегаловке self-service (именуемой, однако же, «ресторан») на via Manin и ничего не заметил: мало ли почему может шататься стол в таком месте!

Потом во Флоренции я рассказывал об этом: «Вот, к сожалению, за столом так и не заметил землетрясения». – «Невероятно!» – воскликнула Симонетта. – «Что невероятно?» – «Как вы могли оказаться в 17.26 в ресторане? Что вы там делали?!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии