Прогулки по чужим ночам

– Я всегда знал, где ты, но не приезжал и не писал. Думал, так будет лучше. Не мог я рассказать тебе… все это, а как иначе объяснил бы?

– Так это ты мне передал украшения?

Я надеялась, что их передал мне кто-то… кто-то родной. Так оно и оказалось. Но этот старик и понятие «родной» как-то не вяжутся.

– Да. Люба хотела бы этого. И они попали к тебе – Корбут все организовал. Я даже кольцо отдал подогнать под твой размер, у Любы пальчики были тоненькие совсем, как она сама.

Ну да. А я в папашу-немца, высокая, крупная и белесая.

– Дурак ты. Чего ты этой Ольги боялся? – спрашиваю я.

– Давно надо было убить ее… да, – бормочет он.

Дикие люди, ненормальные какие-то, все проблемы решают только так: убить – не убить. Совершенно неспособны к конструктивному диалогу. Психи.

– Там, в конверте, документы на эту квартиру и мое завещание в твою пользу. Все как следует, не сомневайся. Голос у тебя… совсем как у Любы, высокий и звонкий. Я скучаю по ней, все эти годы… скучал. Мне жаль, что все так получилось.

– Я сейчас вызову «Скорую». – Рыжий идет к телефону.

– Не надо. – Климковский поднимает руку. – Никого не надо. Мне уже пора. Хотел дождаться Элизу – и дождался, а теперь я готов уходить.

– Ты очень вовремя появился сегодня.

– Опоздал. Старый стал. – Его душит кашель. – Корбут бы просто так не позвал меня, и я пошел к нему, но опоздал, не спас его.

– Странно все это.

– Послушай, Элиза. Там, в оконной раме, был жучок, и мишенью, по всему видать, был не Корбут и я, а именно ты. Я спешил как мог. И успел хоть тебя защитить… Ты же моя внучка, хочешь ты этого или нет, но ты – моя кровь.

– Скажи, почему все это происходит? Кому это понадобилось, почему я?

– Ты… дочь Клауса Вернера.

– Ну и что?!

– Из-за него…

Старик обессиленно обвисает. Если он склеит ласты, я оболью его чернилами. Он что-то знает.

– Что именно? Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

– Завещание Клауса. Ты – его дочь, больше у него детей не было, и он… Там, в конверте, твоя настоящая метрика. Она всегда была у меня – а кто-то думал, что у Корбута. За это его, наверное, и убили. Ты… дочь Клауса, его наследница.

– Почему Ольга хотела убить меня? Ты сказал, что знаешь.

– Она была…

Его глаза закатились. Еще один труп. Они просто сыплются на нас, как опавшая листва. Ну почему мне так не везет?!

– Надо уходить. – Рыжий щупает пульс старику. – Нужно поехать в какое-то спокойное местечко и подумать, что делать дальше.

– Тогда пойдем.

Мы выходим из квартиры, оставив дверь приоткрытой. Пусть старика поскорее найдут, а мы быстренько смотаемся отсюда, нам только соседей любопытных недоставало. Но сейчас полдень, все на работе. Ну, почти все, потому что кто-то поднимается по ступенькам. Что ж, попробуем замаскироваться. Мы прижимаемся друг к другу, сливаясь в поцелуе. Пусть думают, что мы – парочка влюбленных. Рыжий отлично целуется, но я не ведусь, у меня насчет этих дел есть не слишком веселые воспоминания.

В квартиру Климковского проскальзывает мужчина. На нем темная куртка и черные штаны, он напряжен, даже со спины видно. И хоть он идет к нам спиной, я узнаю его из миллиона других. Да, красавчик, там тебя ждет еще тот сюрприз! А мы потом проследим, куда ты пойдешь не солоно хлебавши.

– Ты его узнал?

– А то! Что он здесь делает?

– Надеюсь, мы это выясним.

Мы тихо сидим на ступеньках выше пролетом. Вот он вышел из квартиры, спускается вниз. Мы тоже потихоньку спускаемся. От нас так просто не уйти. Мы немного подождем в подъезде, а потом проследим и узнаем, с кем он столкнулся.

Он выходит из подъезда и идет по улице. Не может быть, дорогой, чтоб ты – и пешком! Где твой шикарный автомобиль?

Из-за поворота, взвизгнув тормозами, вылетела машина – желтая, дикий цвет взбесившегося подсолнуха. Эй, осторожно!

Но уже поздно. Звук, словно горох рассыпался – кто-то без лица высунулся из машины и поводит вокруг коротким дулом автомата. Наш подопечный упал с разорванной грудной клеткой – кровь брызнула в стороны. Возможно, он ещё жив, но умрет с минуты на минуту. А желтая машина уже пропала, но мне на нее наплевать. Я должна успеть, должна!

На меня смотрят глаза, полные боли. Стас… Я ничего, совсем ничего не могу поделать, жизнь вытекает из него на асфальт, не надо, Стасик, не бросай нас, дел-то еще полно!

– Остапову позвони, скажи… я не нашел… он все объяснит, – шепчет он.

– Сейчас «Скорая» будет, Стасик, потерпи!

– Не успею…

– Успеешь и выживешь! А я тебе потом все зубы повыдираю за паршивую игру, которую ты со мной затеял! Эй, слышишь? Не смей помирать, сукин сын, слышишь меня? Не смей, смотри на меня, не закрывай глаза!

Он цепляется за жизнь из последних сил, глаза его совсем черные, он сжимает мою ладонь, и мне вдруг приходит в голову, что пока он вот так держится за меня, он будет жить.

– Я держу тебя, не умирай, слышишь? Я потом даже пересплю с тобой, только не умирай!

– Лиза…

– Молчи, тебе нельзя…

– Остапов все объяснит…

У него прострелены легкие, на губах пузырится кровь, но мне кажется, что он может выжить, шанс есть. Вот и медики тащат носилки.