– Ты просто ее копия, только другого цвета и глаза не похожи. – Рыжий заглядывает мне через плечо. – А еще она была маленькая и субтильная, как птичка, а ты – высокая и крепкая. И немного склонна к полноте.
– Негодяй!
– Ты несравненная, а в моих глазах – полное совершенство. Но факт остается фактом. Где я видел похожее лицо? И совсем недавно!
– Глупости! Где ты мог ее видеть? Она умерла много лет назад. Смотри, а это что?
– Метрика. Похоже, у тебя два свидетельства о рождении.
Действительно. Потому что в той, что всегда была у меня, в графе «родители» стоит прочерк, а в этой они указаны: Климковская Любовь Васильевна и Вернер Клаус-Отто. Отчество звучит дико – Клаусовна, но с фамилией Вернер – вполне сочетается. Вернер Элиза Клаусовна. А в моей обычной я Климковская Элиза Игоревна. Блин! Значит, первую выдали в Ивске? Сразу после рождения? Это и есть тот документ, который подтверждает отцовство Клауса? Но кто и как ее сделал?! Представить не могу. Возможно, именно это искал Стас? Но зачем?
– Смотри, вот еще фотографии.
На них сам Климковский вместе с Любой и какой-то темноволосой высокой женщиной, очень на него похожей.
– Наверное, это его мать. – Рыжий заинтересованно рассматривает фото. – Он на мать был похож. И снимок любительский, видишь, в деревне снимали – Любе здесь лет семь-восемь.
Лицо у женщины приветливое, но глаза грустные, она крепко обнимает сына и внучку, словно хочет защитить. Я даже представить не могу, что она думала обо всей этой ненормальной ситуации – и любила их обоих, и беспокоилась, и сердцем чуяла беду – и знала, что ничем не может помочь.
А это вот…
Это совсем другое лицо – бледное, бесцветное, но не от косметики, а от природы. Черты правильные, но невыразительные. Думаю, в молодости она тоже не была красавицей. Иной раз случается такая внешность – все вроде бы на месте и неплохо сделано, а остается впечатление серости, и второй раз на этом лице взгляд не остановишь. Правда, бесцветные, лишенные индивидуальности вывески при помощи макияжа можно превратить во что угодно, но этой старухе подобная процедура уже вряд ли нужна.
– Это, по ходу, наш злой гений – Ольга Климковская. Видимо, старик положил ее фото сюда, чтоб мы знали врага в лицо, даже если это уже давно мертвый враг. – Рыжий бросает фотографию на стол. – Я все время думаю, как он это сделал – выследил ее, понял, куда она направляется, догнал и на людном вокзале сумел увести ее куда-то, да так, что никто не заметил. А ведь она, я уверен, была действительно более хитрой и опытной. Но такова оказалась его жажда расквитаться за смерть дочери и защитить тебя, что он это сделал.
– Неважно. Ему надо было раньше что-то предпринимать.
– Лиза, не нам с тобой их судить. Ты пойми, это люди со сломанной психикой – абсолютные социопаты. Это не кино с благородными разведчиками, эти люди делали вещи, которые немыслимы для нас: убивали, пытали, предавали друг друга да бог знает что еще. И они знали только один метод решения проблем: убить врага. Потому Климковский и не стал ждать, когда Корбут пустит в ход материалы, которые нашел на Ольгу. Так совпало у них, наверное.
– Бог с ними вовсе. Рыжий, смотри, вот его завещание – в мою пользу, и давнее, лет пятнадцать ему. Что мне теперь с его квартирой делать?
– Потом об этом подумаем. Вот документы из стола Корбута… странно, зачем он прятал свидетельство о рождении какой-то Ольги Павловой? Кто такая – эта Ольга?
– Неважно. А этот негатив…
– Потом посмотрим, сейчас все равно не разберем – нет аппаратуры. Но вот что… я видел, где-то видел это лицо… – Он берет фотографию Любы Климковской. – Видел!
Рыжего заклинило, я знаю, как это бывает. Ну где ты мог видеть ее лицо, если даже я сегодня увидела его впервые? Но Рыжий упрям, как стадо мулов, и ищет в темной комнате черного кота.
– Вспомнил!
Да неужто? Какое еще новое открытие запутает эту и без того запутанную ситуацию?
– Вот газетная вырезка, которую ты взяла у покойного Корбута.
Рыжий прав, как всегда. Красивая, хоть и немолодая пара в вечерней одежде, и если отбросить детали – замысловатую прическу, драгоценности и декольте, – то женщина в газете похожа на Любу Климковскую как… как близнец.
– Там что-нибудь написано, под фотографией?
– Написано, но не для нас, – я раздраженно бросаю вырезку на стол. – Это по-немецки. Я тогда еще подумала, что вырезка из немецкой газеты.
– Дед говорил, что похоронил свою дочь. Может, соврал?
– И что? Через столько лет ее стало тревожить мое существование? Притянуто за уши.
– Согласен. Но я прочитал. Понять-то можно. Это Клаус-Отто Вернер и его жена Анна Вернер. Ну, смотри сама, латиница везде одинаковая.