Прогулка заграницей

— Нтъ еще, но скоро получу. Я уже подалъ прошеніе, подписанное главнымъ интендантомъ народнаго просвщенія, всми учителями и боле чмъ двумя стами другихъ лицъ. Теперь же мн бы хотлось, чтобы вы были настолько добры, что сейчасъ же пошли бы вмст со мною въ собраніе уполномоченныхъ тихоокеанскаго округа; мн бы хотлось покончитъ разомъ совсмъ этимъ и ухать домой.

— Разв дло такое спшное, что вы хотите идти въ собраніе сейчасъ же ночью, — спросилъ Рилей тономъ для непривычнаго уха, повидимому, совершенно серьезнымъ.

— О, да, непремнно сейчасъ же ночью! У меня нтъ лишняго времени валандаться здсь. Я хочу получить отъ нихъ общаніе теперь же, прежде чмъ лягу въ постель; и это не пустыя слова, я такъ и сдлаю!

— Да… и вы отлично сдлаете. Когда вы пріхали!

— Всего часъ тому назадъ.

— И когда полагаете ухать?

— Въ Нью-Іоркъ завтра вечеромъ — въ Санъ-Франциско на слдующее утро.

— Такъ скоро… Что же вы сдлаете за одинъ завтрашній день?

— Что сдлаю! Пойду къ президенту съ прошеніемъ и получу назначеніе, не правда ли?

— О, да… совершенно справедливо… вы правы. А затмъ?

— А затмъ, исполнительное засданіе сената назначено въ 2 часа пополудни — назначеніе будетъ утверждено, довольны ли вы теперь?

— Да… да… — отвчалъ Рилей съ разстановкою, — вы опять правы. Итакъ, вы сядете на нью-іоркскій поздъ завтра вечеромъ, а на другой день утромъ будете уже хать на пароход въ Санъ-Франциско?

— Именно, такъ я и разсчитываю.

Рилей подумалъ съ минуту и сказалъ:

— А вы не можете подождать еще… ну, день… ну, скажемъ два дня?

— Богъ съ вами, ни за что? Это не въ моемъ характер! Я не такой человкъ, чтобы долго возиться съ чмъ-нибудь; я съ одного налету обдлываю дла, я уже говорилъ вамъ.

Буря свирпствовала попрежнему, густой снгъ валилъ хлопьями. Рилей съ минуту или даже боле простоялъ молча, какъ будто погруженный въ раздумье, затмъ пробудился и сказалъ:

— Не слыхали ли вы когда-нибудь о человк, который однажды остановился у Гадсбая?.. Да нтъ, я вижу, что не слыхали.

Прижавши мистера Ляйкинса къ желзной оград, онъ взялъ его за пуговицу и, устремивши на него свои глаза, какъ какой-нибудь морякъ старыхъ временъ, онъ приступилъ къ своему разсказу съ такимъ спокойствіемъ, какъ будто бы мы находились на покрытомъ цвтами лугу, а не стояли ночью подъ дождемъ и снгомъ.

— Я разскажу вамъ объ этомъ человк. Было это во времена Джэксона. Лучшею гостинницей была тогда гостинница Гадсбая. Человкъ этотъ пріхалъ изъ Теннеси около 9-ти часовъ утра, пріхалъ въ великолпномъ экипаж, запряженномъ четверкою лошадей, съ чернымъ кучеромъ и прекрасною собакою, которою онъ, очевидно, очень гордился; когда онъ подъхалъ къ Гадсбаю, то и клеркъ, и хозяинъ, и вся прислуга высыпали встрчать его; но онъ сказалъ «не надо, не надо» и, выскочивъ изъ экипажа, приказалъ своему кучеру ожидать его, сказавъ, что ему нтъ времени даже пость, что онъ только получитъ маленькую ассигновку, сейчасъ же пойдетъ въ казначейство, получитъ деньги и подетъ назадъ въ Теннеси, куда ему необходимо вернуться какъ можно скоре.

«Хорошо. Около 11 часовъ ночи онъ вернулся и заказалъ себ постель, а лошадей распорядился поставить въ конюшню; ассигновку, по его словамъ, онъ получитъ на другой день утромъ. Это было въ январ, вы понимаете, въ январ 1834 г., 3 числа въ среду.

„Отлично, 5-го февраля онъ продалъ свою элегантную коляску и купилъ другую подешевле, похуже сортомъ, сказавъ, что и такая будетъ достаточно хороша, чтобы отвезти на ней домой деньги, а объ изящности онъ не хлопочетъ.

„11-го августа онъ продалъ пару своихъ прекрасныхъ лошадей, сказавъ, что всегда думалъ, что здить по этимъ сквернымъ горнымъ дорогамъ лучше парою, чмъ четверней, и что сумма, которую ему предстоитъ получить не настолько велика, чтобы ее нельзя было довезти до дому на пар.

«Въ декабр, 31-го числа, онъ продалъ еще одну лошадь, говоря, что для такого легкаго экипажа совершенно за глаза и одной лошади для небольшихъ разъздовъ, тмъ боле что зима давно уже установилась и дороги находятся въ прекрасномъ состояніи.

„17-го февраля 1835 г. онъ продалъ прежній экипажъ и купилъ дешевый, плохенькій бегги, сказавъ, что бегги гораздо удобне для грязныхъ, размытыхъ весеннихъ дорогъ и что онъ всегда хотлъ испробовать бегги по этимъ горнымъ дорогамъ.

„1-го августа онъ продалъ и бегги и купилъ какую-то полуразвалившуюся одноколку, будто бы потому, что ему хочется посмотрть, какъ будутъ таращить глаза, точно никогда въ жизни не видавшіе раньше одноколки, вс дураки въ Теннеси, когда онъ вернется домой.

«Отлично, 29-го августа онъ продалъ своего чернаго кучера на томъ основаніи, что, имя одноколку, совсмъ не нуждается въ кучер, тмъ боле что для двоихъ въ одноколк даже не хватаетъ и мста, между тмъ какъ Провидніе не каждый же день будетъ посылать ему такого дурака, который бы согласился отсчитать ему 900 долларовъ за такого плохого негра, какъ его кучеръ; онъ будто бы уже давно собирался избавиться отъ этого животнаго, но не могъ же онъ выкинуть его за окошко.