Прогулка заграницей

Въ теченіе многихъ недль онъ каждую полночь спускался въ свою геніальную мину, наслаждаясь въ безопасности блескомъ скрытыхъ сокровищъ, на утро же еще до разсвта скрывался въ свое мрачное жилище, унося подъ плащемъ царскую добычу. Рисковать и захватить все сразу онъ не хотлъ, такъ какъ спшить ему было не для чего. Обладая эстетическимъ чувствомъ, онъ даже длалъ тщательный выборъ. Въ какой безопасности онъ себя чувствовалъ показываетъ то обстоятельство, что онъ унесъ оттуда рогъ единорога, предметъ, интересный только по своей рдкости, который ему пришлось распилить на двое, такъ какъ онъ не проходилъ въ отверстіе, — работа, стоившая ему многихъ часовъ усиленнаго труда. Пряча награбленное у себя дома, онъ продолжалъ свои похожденія, пока они не потеряли прелести новизны и не надоли ему; почувствовавъ себя удовлетвореннымъ, онъ ршилъ прекратить ихъ. Да и пора было; добыча его по теперешней оцнк достигала пятидесяти милліоновъ долларовъ!

Онъ могъ бы ухать къ себ на родину и сдлаться однимъ изъ самыхъ богатыхъ людей своего времени, причемъ прошли бы года, прежде чмъ покража открылась бы, но онъ былъ тоже человкъ; ему надоло наслаждаться видомъ сокровищъ одному, и онъ ршилъ подыскать себ товарища, съ которымъ бы можно было раздлить свои восторги. И вотъ, взявъ страшную клятву съ одного кандіотскаго дворянина, по имени Кріони, онъ пригласилъ его въ свое жилище и показалъ ему свое сокровище. Но въ лиц своего пріятеля онъ замтилъ такое выраженіе, которое возбудило въ немъ опасенія, и если бы Кріони не поспшилъ объяснить, что измненіе его лица произошло вслдствіе величайшаго удивленія и радости, то онъ не поколебался бы вонзить въ его грудь свой кинжалъ. Стаммэто подарилъ Кріони одну изъ лучшихъ государственныхъ драгоцнностей: громадный карбункулъ, который впослдствіи украшалъ парадную шапку герцога. Затмъ пріятели разстались; Кріони тотчасъ же пошелъ во дворецъ и разсказалъ о преступленіи, при чемъ карбункулъ послужилъ ему доказательствомъ правдивости. Стаммэто арестовали, предали суду и осудили съ быстротой, свойственной венеціанскому правосудію прежняго времени. Онъ былъ повшенъ между двумя большими колоннами Піаццы, при чемъ веревка, на которой его повсили, была позолочена, вроятно, въ вид намека на любовь къ золоту, изъ-за которой онъ потерялъ жизнь, Онъ даже не усплъ воспользоваться своей добычей, которая была найдена совершенно въ цлости.

Въ Венеціи мы пользовались роскошью, чрезвычайно рдко выпадавшею на нашу долю во время путешествія нашего по континенту — я хочу сказать, что въ Венеціи мы пользовались домашнимъ обдомъ въ частномъ семейств. Если бы въ Европ всегда можно бы было устраиваться подобнымъ образомъ, то путешествіе по ней много бы выиграло въ привлекательности. Теперь же приходится, конечно, останавливаться въ гостинницахъ, что крайне непріятно. Человкъ, привыкшій къ американской пищ и американской домашней кухн, если и не умретъ въ Европ отъ голода, то во всякомъ случа будетъ медленно чахнуть и въ конц концовъ все-таки умретъ отъ истощенія. Прежде всего ему приходится начинать свой день безъ привычнаго утренняго завтрака. Это составляетъ такое серьезное лишеніе, что онъ будетъ страдать очень долго. Онъ будетъ стараться устроить себ что-нибудь такое, что бы замнило ему нашъ ранній завтракъ, но все это будетъ безцвтно, слабо и неудовлетворительно; того, къ чему онъ привыкъ, здсь не купишь ни за какія деньги.

Разберемъ этотъ вопросъ подробне: обыкновенный, простой американскій завтракъ состоитъ изъ кофе и бифштекса; въ Европ же кофе вещь совершенно неизвстная; правда, вы здсь достанете то, что въ европейскихъ гостинницахъ извстно подъ именемъ кофе, но напитокъ этотъ столько же напоминаетъ настоящій кофе, сколько лицемрный святоша напоминаетъ настоящаго святого. Это такая же противная, безвкусная, выдохшаяся бурда, какъ и та, которая подается въ американскихъ гостинницахъ. Молоко, съ которымъ эту бурду пьютъ, относится къ тому сорту, который во Франціи называется «христіанскимъ», т. е. такимъ молокомъ, которое употребляется при крещеніи.

Проживъ въ Европ нсколько мсяцевъ и видя постоянно передъ собою этотъ «кофе», начинаешь забывать о настоящемъ, душистомъ домашнемъ кофе съ толстымъ слоемъ желтыхъ пнокъ на его поверхности и въ конц концовъ приходишь къ заключенію, что напитокъ этотъ никогда даже и не существовалъ въ дйствительноcти, и есть не боле, какъ плодъ разыгравшейся фантазіи.

Затмъ возьмемъ европейскій хлбъ, который, правда, довольно хорошъ на видъ, но вязокъ и невкусенъ; и при томъ ни малйшей перемны въ его вкус: постоянно одна и та же безвкусная, противная масса.

Затмъ, масло — такая же безвкусная вещь, какъ и хлбъ — ни крошки соли, и сдлано Богъ знаетъ какъ.