Прогулка заграницей

Переходъ изъ Мартиньи въ Аржантьеръ мы совершили въ 8 часовъ, перегнавъ вс телги и всхъ муловъ. Произошло это довольно своеобразнымъ способомъ. Для перезда въ Шамони мы наняли что-то въ род открытой простой телги, кучеръ которой усплъ немного подвыпить, пока мы обдали.

Когда мы выхали, кучеръ обратился къ намъ и сказалъ, что, пока мы обдали, туристы ухали впередъ; „но, — прибавилъ онъ внушительно, — не горюйте, будьте покойны, сейчасъ они поднимаютъ пыль далеко впереди насъ, но вы скоро увидите, какъ она останется далеко позади. Будьте покойны положитесь на меня — я король кучеровъ. Ну, трогай!“

Бичъ щелкнулъ, и мы понеслись. Никогда въ жизни не подвергался я такой тряск. Недавніе проливные дожди въ нкоторыхъ мстахъ почти совершенно размыли дорогу, но возница нашъ не обращалъ на это никакого вниманія; онъ не только не останавливался, но даже ни на мгновеніе не уменьшалъ аллюра. Мы неслись, не разбирая ни скалъ, ни кучъ щебня, ни рвовъ, неслись прямикомъ до полю; телга наша прыгала, какъ сумасшедшая, и за частую вс четыре колеса ея оказывались висящими въ воздух. Время отъ времени этотъ тихій и добродушный сумасшедшій, служившій намъ кучеромъ, бросалъ на насъ черезъ плечо величественный взглядъ и говорилъ. „3амчаете? Какъ я сказалъ, такъ оно и есть — я король кучеровъ“. Всякій разъ какъ мы благополучно избгали крушенія, онъ со спокойнымъ самодовольствіемъ говорилъ: „Довольны ли вы, джентльмены? Не всякій васъ такъ прокатитъ, не часто вдь приходится хать съ королемъ кучеровъ и вдь я уже сказалъ вамъ, что я и есть этотъ король“.

Онъ говорилъ по-французски, и разговоръ его поминутно прерывался икотою. Пріятель его былъ тоже французъ, но говорилъ по-нмецки, хотя и съ тми же знаками препинанія, какъ и кучеръ. Этотъ пріятель рекомендовался намъ, какъ „Капитанъ Монблана“ и уговаривалъ насъ сдлать съ нимъ восхожденіе на вершину этой горы. Онъ сказалъ, что сдлалъ больше восхожденій, чмъ кто бы то ни было — сорокъ семь — а его братъ тридцать семь. Его братъ лучшій проводникъ въ свт, за исключеніемъ его самого, но вдь онъ, запомните его получше, вдь онъ „Капитанъ Монблана“, онъ единственный человкъ, обладающій этимъ титуломъ.

„Король“ сдержалъ свое слово — онъ обогналъ всю безконечную вереницу туристовъ и пронесся мимо нихъ подобно урагану. Въ результат было то, что мы получили въ Шамонійской гостинниц комнату, гораздо лучшую, нежели въ томъ случа, если бы король кучеровъ оказался артистомъ мене искуснымъ или, лучше сказать, если бы онъ, къ благополучію нашему, не напился такъ передъ выздомъ изъ Аржантьера.

ГЛАВА XIII

Все населеніе мстечка высыпало изъ домовъ и столпилось на главной улиц; не только тротуары, но даже середина улицы была запружена толпой; вс суетились, смялись, болтали, высматривали, словомъ, находились въ возбужденномъ состояніи: вс ожидали прибытія позда или, лучше сказать, вс ожидали прибытія дилижансовъ, тамъ какъ съ минуты на минуту должны были прибыть изъ Женевы шесть большихъ каретъ, и населеніе деревеньки горло нетерпніемъ узнать, много ли прідетъ къ нимъ туристовъ и какого сорта окажется этотъ вновь прибывшій народъ. Какъ бы то ни было улица эта была самою оживленною, какую только пришлось намъ видть въ деревн на континент.

Гостинница стояла на самомъ берегу потока, шумливая музыка котораго была слышна издали; вслдствіе темноты мы не могли видть его, но, чтобы опредлить его положеніе, свта и не требовалось. Передъ гостинницей находился обширный огороженный дворъ, пестрвшій группами обывателей, изъ которыхъ одни пришли, чтобы просто посмотрть на прибытіе дилижансовъ, а другіе ожидали прибытія туристовъ съ надеждою наняться въ качеств проводниковъ на завтрашнее утро. На двор стоялъ телескопъ, громадная труба котораго была устремлена вверхъ къ блистающей вечерней звзд. Длинная веранда гостинницы была занята туристами, которые, укутавшись въ пледы и шали, болтали или предавались созерцанію, осненные тнью громадной массы Монблана.

Никогда еще гора не казалась такою близкою. Казалось, что мощныхъ склоновъ ея можно коснуться рукою, а величественный куполъ ея, окруженный легкими силуэтами минаретовъ — сосдними горами — поднимался надъ самой головой наблюдателя. На улицахъ уже спустилась ночь, и повсюду мерцали огни фонарей; широкія подножія и скалы горъ были одты глубокимъ мракомъ, тогда какъ вершины ихъ все еще плавали въ какомъ-то волшебномъ и чудномъ сіяніи, которое при всей своей яркости отъ обыкновеннаго грубаго благо дневнаго свта, къ которому мы привыкли, отличалось особою мягкостью, нжностью и имло отпечатокъ чего-то, если можно такъ выразиться, неземного. Нтъ, это былъ не нашъ рзкій, нахальный и реальный дневной свтъ, свтъ этотъ, казалось, принадлежалъ другому, волшебному міру, или небесамъ.