Прогулка [СИ]

— Десять лет точно. Ну ладно, пятнадцать. А что?

— Чего так мало? — обиделся Илья, поворачиваясь на бок и стаскивая тишотку.

— Мало? — изумилась Кира, — хватит тебе. Потом я стану совсем старушкой, ты чего? Водить меня будешь гулять, что ли?

— Та, — он сидел, голый, большой, тер ладонью лохматые волосы, — при чем тут. Я просто хоронить тебя не хочу.

— Погоди, — она снова сделала шаг в комнату, — старушки ты, значит, не испугался?

Илья прищурил свои и без того раскосые глаза, скорчил ей гримаску.

— Всегда хотел. Со старушкой попробовать. Лови!

В Киру полетели шорты, скомканные с тишоткой. Она поймала, рассмеявшись.

— Ты развратник и любитель перверсий.

— Чего? Счас брошу в тебя.

— Все уже бросил, голый сидишь. Жди макарон, кот-перекот.

Она ушла в кухню, слушая, как в комнате Илья заорал раскатисто:

— Клавдий! Иди сюда, подлец, это чья черная шерсть на подушке?

Глава 22

В ближайшие несколько дней мироздание оставило Киру в покое. Относительном. Частью сознания она была готова к тому, что вот-вот что-нибудь случится. Изменится реальность. Или приснится сон, в котором придется что-то делать, а она совсем не знает, что именно.

И еще мучил вопрос, а точно ли надо делать что-то?

Совершая обыденные дела, она перебирала мысленно последние события и вспоминала людей. Ничего не сделал старый рыбак. И потерял дочь, после обреченный сидеть у окна, смотреть через мутное стекло, как она ходит там, на свету, принадлежа уже совсем другому миру, в котором нынешний, понимала Кира, вспоминая их общение с Катей, все больше отдаляется от нее, становясь полузнакомой страшной сказкой. Такой — не гармоничной.

Ее собственная мама, которая в своей уверенности, что все под контролем, пропустила все происходящее с дочерью тогда, в школьном прошлом.

А еще этот маяк, куда Кире нужно было приходить для того, чтоб зажигать огонь, то есть снова — делать что-то. Куды бечь, трагически восклицала Светильда, когда ее одолевали проблемы, за что хвататься?

И было еще одно мучение, совершенно лишенная логики уверенность, что пока она тут варит еду, занимается сексом с Ильей, приводит в порядок фотографии, лечит ногу, — где-то там, в прошлом, Кира осталась без ее помощи и поддержки.

Какая глупость, устав от мыслей, ругала себя Кира, это же прошлое, оно — прошло. Уже состоялось, и в воспоминания можно вернуться, но ничего там нельзя изменить. Они явятся снова, в этом она была уверена, и надеялась, пока она живет тут, в настоящем, маленькая Кира не ощущает покинутости. А вдруг она понимала, что я рядом, с холодком по спине думала следом Кира, вдруг ей там было легче, если я… Но это значит, я все же бросила ее. Так что, пусть я вернусь туда, где они едут пить кофе, Кира и взрослый мужчина с японским именем Мичи.

Желание временами становилось таким сильным, что Кира бросала все, ложилась, задергивая шторы, и ждала, вперив взгляд в белый потолок. Или, туго забинтовав щиколотку, выходила, несмотря на запреты Ильи, чтобы сесть в маршрутку и уехать в парк или на пляж, ведущий к городскому маяку.

— Ты же бегаешь к своим пацанам, — резонно возражала на обиды, — торчишь с ними до полуночи, пиво, футболы, а мне теперь что, привязаться к дивану?

— Да черт, вдруг кто прицепится, ты даже убежать не сможешь! Дались тебе эти прогулки!

— Я без них не могу. Ты же знал. Извини.

Но во время медленных своих путешествий никуда ее не заносило, и все тайные порталы молчали, словно ушибленная нога мешала сделать тот самый, легкий уверенный шаг в другую реальность. Или не настало время, гадала Кира, возвращаясь на остановку.

А может быть, я иду не в те места?

Нога уже почти не болела, и через неделю Кира, по-прежнему натуго забинтовав щиколотку, решилась на прогулку поближе, но более трудную. Туда, где ночью она разбила стекло в комнате с пьяными мужчинами.

Обычно на вторую от центральной улицу она прибегала за полчаса нормального скорого хода. Сегодня, оберегая ногу, шла часа полтора, присаживаясь на скамейки отдохнуть.

Нужный переулок почти пропустила, пройдя его до конца, пристально осмотрев дома, слепленные стенами, и вернулась обратно, с удивлением рассматривая угол, на котором, как ей помнилось, стояла ночью.

Вот угловой домик, с розовым кустом в палисаднике. Заборчик из облезлого штакетника, Кира ярко вспомнила ощущение царапающей ладонь старой краски. Тут она встала и ухватилась за штакетину. Значит, тут должно быть окно, соседнего с угловым дома.

Но дом стоял сам, а от соседнего остались лишь стены, прихлопнутые проваленной крышей. Два окна, в одном совсем не было стекол, а другое (Кира поежилась, вспоминая звон и осколки) щерилось острыми пыльными клиньями. За ними, в бывшей комнате буйно рос бурьян, и торчало, вылезая макушкой в разломанную крышу, кривое, уже изрядно толстое дерево акации.