…Ладно. Не так он страшен пьяный, но вот его интерес к зрелым дамам. Когда болтали, посмеялся, что мать его поддразнивает, ах ты, альфонсище малолетний. А если так и есть? Конечно, взять с Киры совершенно нечего, но вдруг будут попытки, и станет ей противно и грустно. Или, например, обычный он пацан пацанович, зависает с друзьями на лавочке, задирая прохожих, пьют свой пивасик, хватают барышень за бока. И там, со своими малолетками, начнет он хвалиться, что был у него секс.
Что там еще…
Кира вдруг поняла, что навесила на безмятежно спящего парня все мыслимые грехи и рассердилась на себя. Сама готова была наплевать на все. Сама явилась и после сама потребовала поцелуя, прервав увлекательный рассказ про то, как чинятся судовые двигатели в условиях крайней Камчатки среди крабов и морских выдр. И теперь кается?
Нет, это не раскаяние. Просто разумная предосторожность. Она осторожно свалила с бедра его тяжелую ногу. Илья захрапел, повертываясь, и взамен устроил на Кириной шее руку, тоже увесистую. Интересно, подумала она, отползая к самой стене, весит он, наверное, центнер, и сколько же по отдельности весят руки-ноги-башка. Никогда не имела дела с мужчинами из породы великанов. Толстоватые были, или худые длинные. Но так случалось, что любовь совершалась чаще с небольшими, стройными, быстрыми в движениях. А тут.
Сон уже брал ее, оттаскивая все звуки, делая их далекими, маленькими. Свист сонных стрижей, рокот чужого холодильника, шум редких автомобилей. И сонное дыхание Ильи стало далеким. Он снова повернулся, выпирая из-под небрежно кинутой простыни крутым плечо и большим, как у минотавра, боком, храпеть перестал, но, мерно дыша, иногда бормотал что-то.
Фиг с ним, успела подумать Кира любимую присказку, завтра докуем. Уже вместе, улыбнулось ее сознание, уютнее укладываясь отдохнуть.
Но до завтра они проснулись еще раз и еще дважды, вернее, не слишком и просыпались, занимаясь любовью снова и снова. И откатываясь от жаркого тела, Кира успевала подумать, в дремоте, а совсем ведь забыла, какие же они неутомимые кони, мальчишки в свои двадцать с копейками. Удивительно. И смешно.
В глубине сна несколько раз слышался ей голос. Мужской, уверенный. Звал ее по имени, замолкал, ожидая ответа, а потом звал снова, уже с легким раздражением.
— Кира. Кира?
Во сне она знала, надо ответить. И не потому что боялась, чего тут бояться, это же он… Но всякий раз рядом Илья ворочался, или просыпался, будя ее для срочного и одновременно неспешного ночного дела, и голос стихал.
А поздним утром, когда проснулись совсем и Кира, торопясь, стала собираться, волнуясь о брошенных в квартире котах, она не вспомнила ничего. Кроме того, что было с Ильей.
— Ты сегодня придешь? — он сидел, расставив длинные ноги, крепко уперев их в палас босыми ступнями, возил по стриженым волосам ладонью, поднимая на лбу хохолок.
— Мне нужно поработать, — Кира кое-как прибрала волосы, заплетая их в небрежную косу.
— А тут никак? Ну да, понял. Тебе надо там, где привыкла, да?
— Как-то так. Ладно, я пойду. Ты валяйся еще.
— Я провожу. Ты посиди, я в туалет и умоюсь.
Голый, прошлепал в коридор, хлопнул дверями. И закричал оттуда гулко, чем-то там громыхая:
— Ты хочешь если поесть, там яйца, и еще рыба копченая.
— Я дома.
— Чего? Не слышу!
— Да не кричи, ты.
— Не буду, — согласился Илья очень громким голосом, плеская водой и ругаясь по поводу пятого этажа и слабого напора.
Кира закатила глаза. Она уже оделась и быстро привела в порядок лицо. Аккуратнее расправила на диване простыни. И чутко прислушивалась к шуму в подъезде — вдруг пришла в голову мысль, а ну как вернутся его родные, не ко времени.
Илья вернулся в полосатых ярких трусах, и Кира заулыбалась, вспоминая любимых своих шмелей, толстых, с такими же полосками через всю корму.
— Слушай, чего ты пойдешь. Там бабок полный двор, смотреть будут. На нас.
— И что? — удивился Илья, вытирая лицо большущим полотенцем, — ты меня, что ли, стесняешься?
— Нет же. Мне-то что, наоборот, за честь. Вот скажут, скадрила младенца. На старости лет.
— Но-но, — предостерег младенец, сгребая ее и поднимая над головой, — за младенца улетишь сейчас, с пятого этажа. Ласточкой. Или стрижиком. Я мужчина!
— Конечно, — поспешно согласилась Кира сверху, — конечно! Только поставь меня скорее! Ребра помнешь, медведь!
— Медведь — это лучше, — согласился Илья и послушно поставил перед собой слегка помятую смеющуюся Киру, — дай нос, поцелую. А мне на всяких бабок и теток наплевать. Между прочим, по нашему поводу пацаны уже проехались. Колян стебаться стал, что, Илька, нашел себе тетю по вкусу.
— Вот. Видишь?
— Ага, — Илья запрыгал на одной ноге, надевая шорты, — ну и получил от меня. Легонечко так, в лобешник. Он мне лучший друг, сразу все понял. Теперь молчит и шишку лечит.
— О Боже. С кем я связалась? — Кира ушла в прихожую обуваться.
— Нормально, — утешил ее Илья, — не писяй, Кира. Я своих вкусов не скрываю. И никого не боюсь. Ясно тебе?
— Это я уже поняла. Ну, хорошо, если так.
Илья внимательно посмотрел на ее серьезное лицо. Звеня ключами, догадался: