Прогулка [СИ]

Кира, улыбаясь цветам, бережно отделила три огромных, кораллового оттенка, положила их на тумбу.

— Остальные я в ванну положу, пусть купаются, пока меня нет. А эти нам. Для красоты, гм, процесса.

— Все тогда ложи, — распорядился Илья, звеня ключами в кармане шортов, — по дороге я еще. Добуду.

Минут пять они трепались в прихожей, пока в ванной набиралась вода на ворох томно благоухающих цветов. Илья веселился, пугая Клариссу и Клавдия, они вышли проводить и, сидя поодаль, пялились с возмущением желтыми глазами с огромными по случаю слабого света черными зрачками. На жесты Ильи Клавдий пятился, стараясь сохранить достойный вид, а Кларисса величественно сидела пеньком, напустив на морду равнодушного презрения.

В темной тишине улицы Илья остановил Киру на углу своего дома. И полез через провисшие проволоки палисадника. Заворочался там, шепотом чертыхаясь. Кира укрылась под вишней, замирая сердцем следила, как над кустами роз вдруг погасло окошко.

— Вылазь, — прошипела в темноту, — получишь сейчас, по башке из окна.

— Я там выйду.

Вывалился с другой стороны, неловко держа три розы, одна уже роняла лепестки под ноги, в темноту.

— Ты их своровал? Это же незаконно! И хозяева. Прикинь, у тебя бы. Украли чего.

— Та, они уже отцветают. И, между прочим, розы нужно обрывать, а то будут на другой год пустышки. Так что, пусть придут и спасибо скажут. За труды.

— Придут, — засмеялась Кира, поднимаясь следом по лестнице, — по следам и придут. По лепесткам. Мы с тобой, как в сказке.

— У меня было раз. По башке получил каструлей. Это когда я жене на годовщину полез за розами, а хозяин меня выпас и ка-а-ак херакнул с окна. Попал прям в лоб. Шишка знаешь, была какая. Ну вот. А я по постели еще раскидал лепестков, типа романтика. А оказалось в тех розах полно каких-то жуков. Они как стали ползать.

— Ох, — сказала Кира слабым голосом, прислоняясь к перилам.

Илья повернулся, уже распахивая дверь. Улыбнулся, щуря синие глаза.

— Смешно, да?

— С тобой и кина не надо.

— Заходи.

— Когда ты успел, ожениться-то? Совсем пацан, и нате вам — бывшая жена.

— Тут разувайся. Туда иди, там моя комната.

…

— Ну. Успел. Мамка до сих пор говорит — дурное дело нехитрое. Она со мной вместе работала. Я летом грузчиком в магазине. Она продавщицей. В общем, ушла от мужа, и мы вместе жили, ну-у, ага, три года. Семья, чо. И сюда приезжали. С пацанами я ее познакомил.

Кира под его рассказ прошла в узкую комнату, обычную, с письменным столом, украшенным огромным монитором, с цветными старыми диванами, приоткрытым в ночь белым окном и огоньком фумигатора в розетке.

— И что?

Илья сел на диван, повалился спиной на ковер, пожал широченными плечами. Диван скрипел под тяжелым телом.

— Оказалось, зря познакомил. Ну, нет. Не зря. Смотри, если бы не так, я бы в рейс, а она тут хвостом крутила? А так все само решилось.

За окном ворочался далекий гром. Там тоже Илья, подумала Кира, сидит на своем облачном диване, ворочается, лениво прикидывая, начать грозу или лечь спать. Прошла к другому дивану, напротив. Села, так же опираясь плечами на мягкий и одновременно колючий ковер. Подобрала босые ноги под цветной подол. И зевнула.

— Работать будешь? — неожиданно спросил Илья.

— Чего? — у Киры открылись глаза, — а, нет конечно, я в гостях. Ты суетись давай. Вокруг меня. Будешь? А я пока посижу. Устала что-то.

— Я розы поставлю, — решил Илья. Диван жалобно заскрипел. Под шаги из кухни Кира зевнула опять. Подумала сонно, это нервное, конечно. И проезжая по ковру плечами, прилегла, на такие, как и мечталось ей, свежие простыни, постеленные на узкий диван.

Илья мелькал, принося вазу с цветами, потом тарелку с печеньем, потом сунул в руку Кире чашку, и почти сразу отобрал, поставив на стол, захламленный всякими совершенно пацанскими мелочами. Вспомнив что-то, убежал и вернулся, кладя на колени, укрытые цветастой юбкой, тяжелую вазу, расписанную танцующими гречанками. Кира то просыпалась, болтала что-то, кивала, слушая. Принимала в руки очередную вещицу, рассматривала. И вдруг куняла носом, проваливаясь не в сон, а в какую-то неумолимую слабость, в которой все было лишним — терракоты, фотографии, книжечки с росписями археологов-авторов, какие-то еще цацки, принесенные неутомимым Ильей, который, похоже, решил показать все свои сокровища.

На платяном шкафу выразительно торчали ножки журнального столика. Он стоял там, в большой комнате, поняла Кира, теперь убран, чтоб удобнее разложить большой диван. И чего тогда мы сидим и беседуем, ведь скоро утро.

Ей было хорошо тут. И хотелось, чтоб утро не наступало сегодня. Казалось, Илья не только рядом, на стуле, он вокруг и везде. И если сейчас Кира не решится, на главное, то все рассыплется, ей придется ступить в другое время, утреннее, вспомнить, откуда взялась усталость, и почему ноют мышцы. Она что, ходила во сне? Тогда уж не ходила, возразила она себе, а бегала. Или прыгала. Становилась на мостик. А еще что-то там было нехорошее совсем. Сначала хорошее, потом нет.

Было? Там?