Прогулка [СИ]

Чинук (англ, chinook) — юго-западный фен, теплый и сухой ветер на восточных склонах Скалистых гор в США, резко повышающий температуру воздуха, что вызывает бурное таяние снега в горах. Поэтому Ч. называют пожирателем снега…

Чистяк — жестокий буран при ясном небе и сильном морозе в Западной Сибири…

Чоколатеро (исп. chocolatero) — шквалистый северный ветер (норзер) в Мексике и Мексиканском заливе…

Чо-ко-ла-те-ро…

Чубаско…

Ветер за темным окном звучал теперь еле слышно, отгороженный стеклопакетом. Клавдий, валяясь рядом на диване, мурлыкал, иногда взглядывая на хозяйку желтым дремлющим глазом. Кира протягивала руку, кладя ее на пуховый живот, и котище выворачивался, сладостно подставляя пузо, менял тональность мурлыканья. Томление, вспомнила она, мысленно смеясь, томление и желание, ах.

Следуя ассоциациям, вспомнила и другое. Ветер с луны, была когда-то такая песня, пел ее кто-то взрослый, уверенным эстрадным голосом, и были там, среди обычных кокетливых строчек про любовь и девушек, пара совершенно ошеломительных, жутковатых, про синие дороги, по которым бродит слетевший с луны ветер, ночами, меняя все внутри тех, кто попал в него.

Маленькая Кира так ясно представляла себе эти пустые, залитые голубоватым светом дороги, полные странного ветра, умеющего менять, что ей становилось страшно и прекрасно одновременно. Она боялась оказаться там, и хотела оказаться.

— Вот, — сказала себе шепотом, оставляя на столике открытый ноут и поднимаясь. А в голове память повторяла следом за певцом: «ветер с луны, что ты делаешь, ветер с луны?». Будто и он упоительно ужаснулся сказочному могуществу, летящему из ночного космоса.

Кира не стала смотреть сайт Пешего. И диалог про ежиков тоже выпал из головы. Невозможно подумать обо всем сразу, да и не нужно. Сейчас у нее появилась цель. Нечто, от чего невозможно отказаться, нужно сделать, иначе оно переживет свой расцвет, вспыхнет, прогорит и потускнеет, сворачиваясь древесным листом, годным лишь на умирающее падение.

Уверенно, держась нужной стороны мироздания, как нужной стороны улицы, в ее случае, сейчас, не солнечной стороны и не затененной, а ночной, залитой светло-синим сиянием, она вытащила из угла штатив, выровняла, устанавливая на нужную высоту. Повторяя шепотом строчки, достала с полки отрезы ткани: специально держала, чтоб при необходимости создавать фон. Серые, черные и тонкая густая сетка-вуаль цвета матового графита. Не торопясь, бельевыми прищепками зацепила углы, где-то натягивая, в других местах опуская свободными драпировками. И в маленьком комнатке разделась, снова надевая сметанное на живую нитку зеленовато-золотистое платье.

Потом просто работала. В этом не было ожидаемого порыва и страсти, да и тяжело вертеться, как балерина, летающая во вдохновенных прыжках, если нужно выверить фокус, навести резкость, установить таймер. Сесть, опираясь руками, посмотреть в блестящий глаз линзы. Дождавшись пиканья и щелчка, пойти к штативу, проверить, что получилось, может быть, изменить настройки. И снова сесть. Встать, вполоборота, заглядывая в зеркало, за обнаженное плечо, полускрытое пепельной волной волос. Открывая разрез на бедре, поставить на ткань, устилающую диван, босую ногу, проводя по ней рукой.

На снимках не будет женской фигуры, уже видела Кира, а будут линии, подчеркнутые натяжением или ниспаданием драгоценной ткани, легкие очертания лица — глаз, тонущий в сумраке, или — абрис скулы с неясным завитком уха. И — продолжением первой заданной Пешим темы, — явное одиночество женщины, высказанное жестами, позами, поворотами тела, расположением рук и касанием пальцев.

А вместо замученных повторениями слов, изначально прекрасных, как тающий на языке нежный вкус, таких мягких, — желание… томление… — снимки выскажут ожидание женщины, чуткое понимание того, что совершенно скоро ее одиночество кончится. Кончается на глазах, хотя рядом еще никого, она точно одна, посмотрите, это же видно. Но видно и другое. Ей слышен ветер с луны. Тот самый, что послан за ней, и ни за кем другим.

Потом Кира ела. Сидела в кухне, в небрежно запахнутом халате, отрезала колбасу прямо от куска, лежащего в полуоткрытом пакете, запивала молоком из кружки. Была голодна так, будто проработала целый день. Клавдий с соседней табуретки печально следил, как исчезают ломтики розовой, запрещенной котам варенки. С другой стороны, сидя на подоконнике, презрительно наблюдала Лисса.

Утолив голод, Кира зевнула, ленясь подниматься и брести в комнату, где нужно бы все убрать — камеру, батарейки, разбросанную по столику и полкам косметику, расчески и щетки, заколки, брошенную на диван ткань и поверх нее — недошитое платье. Хоть спи на полу, такой устроила творческий беспорядок, сонно улыбнулась Кира, совершенно довольная. И тут сон слетел, испуганный легким постукиванием. Кто-то поскреб подоконник, снаружи.