Прогулка [СИ]

Но Кира уже миновала границу, за которой все поступки вершатся или для родителей или вопреки их желаниям. Вычитала где-то, что граница проходит как раз в сорок лет и поразилась тому, что вроде бы взрослые, давно уже семейные и работающие люди, оказывается, полжизни ведут зависимый диалог. Но вероятно, это для чего-то нужно, подумала тогда, и дальше волноваться и митинговать не стала. Просто жила своим умом. По мнению мамы, жила совершенно неправильно и совсем бесполезно. Да и пусть, с тех пор как мама уехала помогать своей старшей сестре, Кириной тетке Алине, они почти не ссорились, дозируя телефонное общение и видясь пару раз в году.

А все же будет приятно, прикидывала Кира, снимая халат и бережно натягивая сметанное белыми нитками длинное платье, если мои фотографии появятся на приличном сайте, с предисловием редакции, да еще не единожды. Это конечно, не публикация в местной газете, о чем мечталось маме, чтоб все соседи ахнули и зауважали, но тем не менее.

Свидание с будущим платьем снова происходило в маленькой комнате, раньше она была маминой. И теперь тут большинство вещей ее, фарфоровые старинные статуэтки на новом комоде, большой шкаф с черными полированными дверцами, в нем висят мамины блузки и пара плащей. И зеркало. Еще бабкино, из старого гарнитура, высокое, с толстым, граненым по периметру стеклом, и тоже черной подзеркальной тумбой, уставленной флаконами с фигурными стеклянными пробками. Флаконы почти все были пусты, а те, в которых на донышках оставались духи, пахли уже не ими, а душным, крепким запахом старого спирта и тяжелой отдушки. Но выкидывать их у Киры не поднималась рука, так были хороши в своей рифлено-граненой солидности.

Разглядывая себя в слегка дымчатой глубине зеркала, вспомнила, там еще два ящика, в тумбе, полные семейных мелочей, многое принадлежало совсем маленькой Кире: плетеные резиночки для волос, заколки, альбомчики с наклеенными красавицами, которых первоклассница Кира вырезала из журналов. В нужном настроении надо бы сесть и все перебрать, без жалости выкидывая негодящее. Оставить самое трогательное, чтоб показать Светке, и кто там у нее родится, если девочка, то ей потом-потом тоже будет интересно.

Платье, как всегда во время первой примерки, было красивым и неуклюжим одновременно. Прекрасно ниспадали тяжелые полупрозрачные складки, топорщился на груди излишек, его убрать в вытачки, а на бедрах чуть заузить, и книзу немного расширить, совсем чуть-чуть… Прекрасные женские хлопоты.

Кира затянула лишние складки обнаженной рукой, расправила плечи, пальцами другой руки приподняла ткань над коленом, плавно копируя жесты красивой Кати. В дверь позвонили и она, приподняв подбородок, отправилась открывать, стараясь ступать царской, привычно царственной походкой. Это соседка, она обещала зайти принести что-то там подписать, для ЖЭКа с ремонтом подъезда.

Гремя задвижкой, Кира услышала негромкий голос, сказавший в самое ухо уверенно, со спрятанной в нем улыбкой:

— Королева Кира.

Она застыла внутренне, хотя сама только что думала этими же словами, подшучивая над отражением в старом зеркале, но голос, не ее голос, чужой, сделал слова угрожающими.

Двери уже открывались, и Кира успела подумать, вернее, не думая, защитилась от сказанных кем-то слов другим, случайным, стремительным, как вскинутая для защиты рука.

«Карандаши!»

Больше времени не достало. За полуоткрытой дверью, где должна бы стоять соседка с листом, заполненным подписями, высилась мужская фигура, кто-то здоровенный, темноволосый, медвежьих пропорций, с белеющим в полумраке лицом.

— Здрасти, — сказал, поспешно отступая на шаг, видимо, в ответ на выражение Кириного лица, протянул руку, на ладони лежало что-то блестящее, — я кричал. Вы потеряли вот.

— Я?

Она пригляделась к блеску, с трудом узнавая голос, ну да, в тот день умерших живых, окликнул, она не стала оборачиваться.

— Батарейки, — помог великан, — с кармана упали.

— Спа-сибо…

Он топтался, шумно дыша. Кира протянула руку, спохватившись, встала на порог босой ногой, неловко улыбнулась предрассудку. Не через порог, кричала мама, когда возвращалась, забывая ключ или кошелек, хоть ногу поставь. Кира ставила ногу.

Батарейки упали в ладонь, парень выдохнул, разводя руками в блестящих кожаных рукавах. Улыбнулся откуда-то сверху. Кира вежливо улыбнулась в ответ, поднимая лицо. Какого же он роста? Метра под два?

Улыбка сделала лицо совсем детским, и тщательно выращенная фигурная бородка показалась нарисованной черным фломастером.

И сколько же ему лет? Тридцать? Двадцать восемь?

— Меня зовут Илья, — рассказал посетитель, — я в соседнем доме живу, у меня окно как раз напротив вашего, только на пятом этаже. Я вас давно вижу. Ну, не в окно. Нет в окно, только не в ваше окно, а в свое.

Он остановился, серьезно обдумав сказанное:

— Чего-то наплел, сам сперва не понял, чего. Но вроде ж понятно?

Кира кивнула.