Прогулка [СИ]

От своего целеустремленного нахальства Кира сама растерялась. Но обдумав, кивнула себе. Ничего катастрофичного. Коты все равно не дадут загулять надолго, да и в загул она не собирается, после ссоры с Ильей о всяких нежностях и думать противно. Но привязываться к домашнему очагу, который, тем более, оказался не нужным, не с руки и незачем совершенно. Она взрослая, самостоятельная женщина, иногда чересчур мирная, точнее мирящаяся с попытками мужчины сделать из себя предмет интерьера, такой — всегда в пределах кухни и спальни. Но если попытки становятся чересчур настойчивыми, место мирной Киры занимает Кира-воительница, и пусть мужчина считает ее истеричкой, стервой и так далее, тому подобное, главное, она снова отвоевывает свое место в этой реальности.

Тем более, Илья, в отличие от прошлых ее привязанностей, обо всем этом поставлен в известность. Если не поверил — его грусть.

Маленькая Кира тоже слышала правду о себе, подумала Кира, бросая вещички в рюкзак и в сумку. Он говорил ей. Не скрывая. Потому что иногда правда выглядит любовным враньем или обычной такой болтовней. Илья, наверняка, тоже решил, что Кира болтает…

Тут она поняла, что слишком много думает об Илье, проверила собранные вещи, кошелек с пресловутой тысячей и мелкими купюрами. Насыпала котам сушки, приготовила наутро пакетики с кормом. И легла спать, уже предвкушая поездку и приятно волнуясь.

* * *

Пеший ждал ее на первой остановке поселка, там, где дорога только надумала спускаться к морю, а стороны света распахивались, показывая дивно сверкающую бухту, схваченную по сторонам горными кряжами.

На остановке толпился летний народ, цветные рубашки, шорты, платья и панамы, но Кира узнала его сразу. С холодом по мокрой от автобусного пота спине — не по маленькой аватаре в почтовом ящике. Он улыбался, высокий, с широкими плечами под светлой рубашкой, в вытертых джинсах с продранными коленками. С коротко стриженой головой, отливающей бледным пепельным золотом. Щурил светлые глаза на твердом загорелом лице.

Лицо, как топор, вспомнила Кира свои слова, сказанные тридцать лет назад, о другом мужчине, потому что не может он быть им — великолепным Мичи маленькой Киры.

Нет, конечно, это не он, решала она, говоря какие-то пустяки и кивая в ответ на его пустяки, отдавая тяжелый штатив в черном чехле, и идя рядом по узкой тропинке в сторону от шоссе. Не более он, чем любой мускулистый блондин не старше сорока. Наверное, не старше. И почему она вообще решила, что Пеший — ее ровесник?

— Олег, простите, — перебила светскую болтовню, призванную заполнить паузы в общении мало еще знакомых, — а вам сколько лет?

— Тридцать семь. Говорят, я выгляжу старше. — озаботился Пеший, проводя по волосам свободной рукой.

— Врут. На свои и выглядите. А как вас по отчеству?

— Павлович.

Кира хотела уточнить, уверены, что не Вадимович? Или, к примеру — Дмитриевич? Но не стала, чтоб не выглядеть дурочкой. Успокойся, Кира Львовна сорока семи лет. Мичи было столько, сколько сейчас Пешему, значит, встреть ты его, вряд ли узнала бы в седом мужчине под семьдесят стройного учителя физкультуры, о котором вздыхали школьные красавицы. Олег Павлович даже не сын ему. А будь все сказочно так, вдруг Мичи идет через годы, не меняясь, ты поняла бы по взгляду или выражению лица — узнал. Если, конечно, тебя саму можно узнать через тридцать лет.

— Вы очень похожи на одного моего знакомого, — легко сказала, следуя за ним по тропе, — из прошлого, он в школе работал, учителем.

Спина Пешего ничего не выразила, и походка осталась такой же мерной. Он быстро оглянулся, Кира видела — из вежливости, чтоб она не говорила с лопатками под рубашкой. Засмеялся на ходу:

— Я бы повесился, в школе работать. Учителя — потрясающие люди. Умеют. А мне хорошо только со взрослыми, знаете. С ровесниками и теми, кто старше.

— Как я.

Тропа расширилась, выводя их на гребень травяного холма, по которому гулял горячий ветер. Кира встала рядом с Пешим, оглядывая сверкающий жарой воздух, и в нем — травы, далекие облака, выступы гор, блески воды, точки людей среди кубиков домов и пенок деревьев.

— Как тут. Совершенно прекрасно.

Он кивнул. Потом повернулся, показывая рукой на долинку у подножия плавных бесконечных холмов.

— Никишино там. Видите, домики? Оттуда не видно моря, но в нем своя красота. Тишина, уют. Те самые вечером посиделки под виноградом. А еще дивные совершенно ночи, Кира. У моря нет таких звезд, какие видны там. Вы как? Хотите вниз, к морю? Или пойдем потихоньку, чтоб не перегреться, к нам? Поселю, отдохнете, потом погуляем. Тут есть одно место, как специально для вас.

Он взглядывал на нее и отводил глаза, деликатничает, весело поняла Кира, но ему любопытно. Сравнивает с фотографиями.

— К вам, — решила она, — я только еще постою, немножко. Тут, похоже, тоже мое место, если бы не коты, осталась бы тут. Жить.

— На верхотуре? В пустоте? — Пеший обвел пустоту рукой.

— Да. Превратилась бы в какой чертополох, и торчала, на самом юру.

Она замолчала, чтоб насмотреться. Пеший молчал рядом и знала Кира — смотрел, уже не отводя глаз.