Профессор по вызову

«Главное смазка, детка! Если ты в возбужденном состоянии, внутри тебя выделяется смазка, и совсем не больно — даже в первый раз!»

Да сколько угодно тут смазки! — хотелось заорать ей, хоть она и не услышит. Кончила только что — вот как много смазки! А больно так, что впору реветь начинать — это верхом-то на мужике! И не проходит никак… не успокаивается… вот же… зараза!

Думала, быстренько залезу на него, опущусь на член, пару раз стоически ойкнув — он и не заметит ничего! А потом, думала, устрою ему «покатушки» — распущу волосы, выпрямлюсь и начну его с ума сводить, выделывая попой кренделя, сжимая вокруг него мышцы и всё такое прочее…

Ага, как же, разбежалась…

Нет, мышцы у меня, конечно, сжимаются так, что мой профессор, похоже, вместе со мной сейчас плакать начнет — вот только утихомирить боль это не помогает. Наоборот — с каждой секундой кажется, что что-нибудь у меня внутри сейчас сломается или разорвется в клочья…

— Больно… — не выдержав, взрыднула наконец я, в одной мгновение превращаясь из королевы стоицизма в хлюпающую носом малолетку.

— Конечно, больно! — рявкнул он в ответ, зло шлепая меня по попе. — Кто так делает в первый раз? Еще, небось, и порвала себе что-нибудь! А ну слезай!

— Нет, нет! — запаниковала я, вцепляясь в его плечи и наседая еще глубже. — Я… я потерплю… сейчас пройдет… сейчас…

Альтернатива закончить свой первый секс вот так — позорно расплакавшись, да еще и девственность потеряв непонятно с какой целью — представлялась куда более страшной, чем боль.

— Потерплю… сейчас… — и, глядя в его расширившиеся глаза, я медленно, набрав в грудь воздуха, нанизала себя на его член полностью.

Вцепившись друг в друга, мы одновременно тяжело и долго выдохнули.

— Ненормальная… — пробормотал Максим, пригибая меня, всхлипывающую, к себе за шею и гладя по оголенному бедру. — Не двигайся хотя бы минуту… Расслабься, не сжимайся так сильно… ты меня сломаешь…

Видно было, что ошеломление от того, что произошло, отодвинуло его от края, хоть и не ослабило не на йоту. О, как бы я хотела, что эта дубина внутри меня уменьшилась в размерах… ну хоть чуть-чуть бы сдулась… Но увы — он всё ещё заполнял меня, раздвинув и растянув стенки влагалища так, что непонятно было, как они еще целые.

Секунды шли, слёзы мои постепенно подсыхали, утешительные слова мягко лились в ухо и успокаивали, и постепенно я стала замечать, что там, внутри, всё становится как-то… легче. То ли уменьшается чувствительность, то ли повышается влажность, помогая мне расслабиться…

— Хорошо… — тоже чувствуя изменения, подбодрил меня Максим, — умница… но всё ещё не двигайся, дай себе привыкнуть…

И вдруг сам, явно не совладав с собой, пихнулся в меня бедрами, заезжая так глубоко, как я сама не смогла бы. Я вскрикнула, вздергиваясь над ним и зажмуриваясь от заново вспыхнувшей боли.

— Прости… не смог удержаться… — задышал он мне в ухо, удерживая и прижимая к себе. — Так хорошо в тебе… давно уже не было так хорошо… потерпи, сейчас пройдет…

Я закивала, глотая слёзы, заставляя себя расслабиться на нем, слиться с ним всем телом. И это отвлекло меня — ощущение моего тела, полностью, во всех местах, соприкасающегося с мужским…

Во всех, кроме груди, поняла я вдруг. Потому что на мне всё ещё был этот чертов лифчик, который я успела застегнуть опять! Удивительным образом наши мысли совпали — отпустив меня, Максим дал мне приподняться над ним, и мы оба, дерганными, лихорадочными движениями принялись стаскивать эту последнюю мешающую шмотку, путаясь, мешая друг другу, чертыхаясь и прижимаясь всем, чем только можно…

— Айй! — жалобно вскрикнула я, вновь ощутив, как он мелко, круговыми движениями толкается внутри меня. Но в этот момент ему, наконец, удалось расстегнуть на моей спине застежку и сорвать с меня лифчик через голову. С глухим стоном, словно наконец прорвался в райские кущи, он втянул в рот мой левый сосок, обнимая вторую грудь ладонью.

Ощущения были настолько острые, что боль где-то там внизу мгновенно отошла на второй план. Каждый миллиметр моего тела отозвался на эту новую ласку — каждая клеточка кожи, каждый волосок и каждый нерв… Всю меня словно пронизало колкими, мелкими разрядами удовольствия, постепенно сливающимися в одно — большое и почти нестерпимое. Хотелось отдернуться, убежать от ловкого языка и одновременно отдаться на его волю, раствориться в этом странном поцелуе, не похожем ни на что из того, что я когда-либо испытывала…

И в какой-то момент удовольствие взметнулось, переваливаясь через край и разливаясь по бедрам еще одним оргазмом — столь же неожиданным, сколь и первый…

— Мой… ты — мой… — рычала я, сама не понимая зачем, впиваясь в широкие плечи ногтями и содрогаясь от наслаждения, окатывающего меня там, где еще недавно было больно даже пошевелиться.

И только когда начала успокаиваться и перестала пытаться продлить это блаженство, поняла, что рычу не я одна.