Проект «Платон»

Но всё-таки проводил до выхода из главного корпуса, а не только до дверей кабинета. Был весьма мил, и даже дал понять, что одобряет любопытство Ивана, и его желание посетить врачебные кабинеты, процедурные, узнать спектр патологий, пользуемых клиникой. Но, увы, увы. Опять и опять врачебная тайна. И опасение, что результативные методы будут подвергнуты гуманистической критике, и многие и многие люди вместо активной функциональной жизни будут обречены получать только любовь и заботу в виде смены подгузников для взрослых и кормления с ложечки. У клиники и так сейчас грядёт ряд малоприятных ситуаций в связи с убийством главы. Хотя лично он, Митрофанов, не прочь оказать любую услугу Создателю, в рамках законности и этики, разумеется. И хотя бог знает, зачем Создателю понадобилось, чтобы его ученик играл в детектива, — но, в конце концов, у нас здесь и доктора физико-математических наук собирают детские конструкторы, возможно Создатель желает прокачать подобным образом некоторые навыки, необходимые его ученику в последующем, — но лучше бы поиски убийцы Васильева оставить соответствующим органам и структурам. А если так заинтересовались нашей клиникой — всегда пожалуйста на должность ординатора. Как только вам надоест то… чем бы вы там сейчас ни занимались. Впрочем, с Создателем никогда не бывает скучно. Большой ему привет.

Вернувшись в кабинет, Митрофанов достал из кармана халата мобильный. Нужный ему номер был забит в список для быстрого набора.

— Он был у меня. Обыкновенный мальчишка. Начитанный, сообразительный. Но… не более того. Никакой опасности он не представляет. Равно и стигм, указывающих на пользу от него — нет. Разве что он слишком уж отравлен моралью и нравственностью. Что в конечном итоге редко приводит к пользе. Или, если угодно, к добру. Кроме того, ты задал настолько взаимоисключающие параметры для активации…

Собеседник явно перебил его. Выслушав, Митрофанов усмехнулся и сказал:

— Это твоя идея, твой проект. … Да, теперь уже наш. Но ты его создатель. К тому же, мы всегда успеем утилизировать биологический материал. Или его часть.

Глава четвёртая

Иван отъехал от лечебницы и остановился у придорожной харчевни. Надо было поразмыслить, что дальше. Звонить Создателю? Тьфу ты, Виддеру! Хотя Илье Николаевичу удивительно шло это прозвище. До сей поры Иван учителя даже мысленно всегда именовал не иначе как по фамилии или по имени-отчеству. Вот Антон — тот не церемонился, и мог запросто спросить: «чё как у Илюхи?» Какой он ему Илюха!

Взяв кофе и заказав наименее подозрительную позицию из меню, — Иван вспомнил, что не позавтракал, — он достал ручку и блокнот. Необходимо было записать первые впечатления от Митрофанова и посещения клиники.

Сиди сейчас Иван в каком-нибудь модном московском заведении, наверняка удостоился бы удивлённых, а то и высокомерно-снисходительных взглядов. Кто сейчас пишет ручкой? На бумаге?! Какой анахронизм! Но Иван точно знал, что мозг — это орган, а разум — это тренинг. В том числе моторных навыков. Разум отличается от мозга примерно так же, как служебная овчарка от дворового пса. Взять гениальных мыслителей прошлого. Да бог с ними, с гениальными мыслителями. Взять обыкновенных выпускников гимназий. Или школ до шестидесятых-семидесятых двадцатого века. Любой мог связно сформулировать свою мысль. Как устно, так и письменно. Почти фанатичное внимание к почерку, тщательное выведение букв — формировало навык письма, повышая скорость и беглость чтения и речи. Заучивание стихов и фрагментов прозы — совершенствовало дикцию. А позже эти традиционные упражнения исключили из учебных программ. Как слишком скучные, строгие и неактуальные. Как будто учёба — это цирк и развлечение. И это неизвестно чьё решение — скорее всего, принятое слётом дворовых, а то и бездомных псов, — очень дорого обошлось и обходится цивилизации. Письмо, рисование и чтение систематически тренировали функции мозга, превращая его в разум. Не в орган, но в Систему. Натаскивали структуру на функцию: на распознавание, понимание и осмысление поступающей информации. Исчезновение этих «занудных» рутинных упражнений стало причиной снижения уровня не только ораторского искусства, требующего прежде всего хорошей памяти, но и общего уровня интеллектуальной мощи. Сейчас человек, помнящий несколько рифмованных строк, уже чуть ли не савантом числится. В то время как ещё не так давно участники научных дебатов могли говорить часами, без единой шпаргалки — и внимание оппонентов и аудитории не ослабевало. А сейчас даже получившие образование в самых престижных вузах без презентации в Power Point чувствуют себя как рыбы, выброшенные на берег. Иван не собирался ослаблять свою премоторную кору вплоть до полного разглаживания. Потому ежедневно писал от руки. Зачастую — каллиграфическим почерком. Но сейчас на изыски у него не было времени, ручка летала над листом, стараясь не упустить ни малейшей детали, увиденной глазом, ухваченной слухом. И эмоциональные впечатления ни в коем случае не стоит сбрасывать со счетов.