Жил он в небольшой деревне рядом с Томском. Мечтал о лучшем существовании, и поэтому, возможно, судьба понесла по наклонной вниз. Подробностей было много, но финал стал абсолютно предсказуемым. Не полагаясь ни на кого, в одиночку решил «взять» ювелирный магазин в центре Томска. Получилось. Почти. Продавец успел нажать «тревожную кнопку», и спустя пару минут вдалеке завыла приближающаяся сирена. Потом была погоня в лучших традициях голливудских боевиков. Он убегал на угнанной накануне неприметной и пошарпанной «девятке». Ушёл. Почти. Прострелили все четыре колеса. Он выпрыгнул на ходу, успев прихватить сумку с драгоценностями и автомат, купленный за неделю до этого у знакомого спившегося прапора. С двумя запасными магазинами, примотанными к основному чёрной изолентой, совсем как в боевиках. Долго петлял по дворам, пытаясь оторваться от погони, и, в конце концов, оказался в траншее, вырытой местными коммунальщиками возле железнодорожной станции, по колено в жидкой, почти оранжевой глине. Отстреливался до последнего патрона, ранил двоих преследователей. Потом окружили и взяли. Били долго и профессионально. Врач, зашивавший щеку, сказал, что повезло, что ещё бы чуть-чуть…
Как же надоели все эти «чуть-чуть» и «почти». Зато на суде было всё по полной. За совокупность «заслуг» дали аж двенадцать лет. Ещё сказали, что хорошо, что никого не убил. В тюрьме отнеслись с уважением и дали кличку – Томчак. Уже позже, в лагере, один из старых сидельцев, убелённый сединой, придавленный к земле грузом знаний и жизненного опыта, отчего ходивший согнутым и опираясь на старый алюминиевый костыль, взиравший на зарешёченный мир сквозь толстенные линзы очков, сказал, раскуривая сигарету в длинном резном мундштуке:
– А ты знаешь, что в Петрограде в семнадцатом году был рабочий один. Колей Томчаком звали. Герой был. Отстреливался от врагов возле железнодорожной станции, в траншее. Улицу в Ленинграде в честь него назвали! Всё почти как у тебя.
Вот опять это «почти». Да, отстреливался, да, возле станции, но… не герой, улица в него не честь названа, да и зовут не Колей, а Витей. Витей Томчаком кличут.
Странно всё это. До какого-то момента память выдаёт всё до мельчайших деталей, а потом… потом белый шум в голове, и всё. Как будто есть что-то за этой пеленой, но оно укрыто, как лицо спецназовца под маской – форма есть, а содержание непонятно. Пока суд да дело, с завтраком покончено. Вкусно, конечно, кормят, знать бы ещё за что.
Погрузив грязную посуду обратно на тележку, он осторожно открыл дверь и выглянул. Никого. Чистый уютный коридорчик, как в кино. Светлый, на потолке аж две светодиодные люстры, стены гладкие, покрашены переходами из бежевого в светло-зелёный. На полу серенький ковролин. Всего три двери. Одна его, и ещё две. Неслышно прокрался и открыл одну. За ней оказался маленький спортзал с тренажёром, штангой на подставке, «шведской стенкой» и огромным, на всю стену, зеркалом. Сервис по высшему разряду!
За следующей дверью оказывается большая комната, очень похожая на какую-то фантастическую лабораторию. А может, и не фантастическую. Прогресс ого как шагает! Пока его по эту сторону забора не было, много чего изменилось. Два огромных мягких кресла в стиле «капитанский пост космического корабля», с множеством регулировок и кнопочек. Возле одного из них гудит большой аппарат непонятного назначения. Тихо так гудит, злобно. От него отходят провода с присосками. Возле второго – небольшой пластиковый столик, на нём – чёрный блестящий шлем, почти как у Дарта Вейдера. От этого шлема пучок проводов или трубок уходит прямо в стену, наверное, в большой мир. Ещё (охо-хо!) человек женского пола возле полочки на стене с парочкой приборов, тоже, кстати, непонятного назначения. И приборы, и человек этот… эта. Одета полностью в кожу. Блестящую, чёрную, как этот шлем. Причёска короткая и разноцветная, как у попугая. Лицо симпатичное, но внешний вид портит боевая раскраска в чёрных тонах и немереное количество колечек, серёжек, равномерно размещённых по всей голове. Одежда, кстати, тоже вся в заклёпках. Вообще, вся эта обстановка кажется смутно знакомой.
– Привет, красавица, позвеним? – нарочито развязно говорит он
– А, привет. Не смешно, – отвечает она. – Садись вон лучше в кресло, – и показывает на то, которое возле гудящего аппарата.
– А что это? Страшновато как-то.
Она закатывает глаза в потолок и недовольно морщится. Кстати, ей даже так идёт.
– Виктор, не бойся, ты же ведь до сих пор живой, значит, всё нормально. Сейчас память твою немного освежим и продолжим.
Она протянула ему две разноцветные пилюли и стакан воды. Пожав плечами, он принял предложенное, залпом опрокинул в себя жидкость и осторожно сел в кресло.
– Что дальше?
– Ничего. Расслабься.
Она подошла и уверенно прилепила несколько присосок ему к голове.
– Больно не будет? – спросил он, попытавшись аккуратно взять её за блестящую кожей коленку.
Она проворно отступила на шаг.
– Не будет, если ты руками махать не будешь. А если будешь, я охрану позову, и тогда может быть больно.