"Нет бы о толковании священных текстов поговорить, о житие святых отцов, о великомучениках, о…, да много о чём!" – сокрушённо терзался мыслями Алексей, – "а они: о воробьях, о собаках, про алкашей, или про случаи на работе. И причём, один рассказывает, а второй его слушает прямо "раскрыв рот", не отрываясь и не перебивая, как будто ему сам Христос тайны Царствия Небесного вещает. Ну, вот, опять".
–В шестьдесят восьмом это было…, или шестьдесят девятом? – озадаченно почесал затылок дядя Коля, – не! В шестьдесят восьмом! Точно! Прислали нам нового прораба на участок, точь-в-точь как этот, в телевизоре, морда такая же рыжая, наглая, лыбится постоянно, зенки бесстыжие – хоть наплюй в них. И началось. Цемент, кирпич, плиты – как пылесосом со стройки. Нет, ну понятное дело, у нас всегда воровали, воруют и воровать будут, ничего с этим не поделаешь, своей совестью с каждым не поделишься, потому что, себе ничего не останется. Но этот! – всплеснул руками дядя Коля, – мужики к нему: "ты чего, падла, делаешь?", а он в ответ, со своей всегдашней ухмылочкой, даже глазёнки свои бессовестные не отводя, хоть ссы в них, прям голоском и манерой, как этот, в телевизоре: "это не ваше дело, идите работайте, а мне не мешайте." Ну и, когда мы встали, неделю простояли, плит перекрытия нет, и этого, как ветром сдуло, на работу не приходит, мастерица на центральный склад позвонила, а там говорят: "плит перекрытий нет, ваш "чубайс", как-то умудрился не только те, которые для вашего участка, но и всего управления, по левым накладным. Потом милиция, прокуратура…
–А "чубайса" вашего так и не посадили, – утвердительно кивнул Иван Афанасьевич.
–Само собой, – не удивился догадке батюшки дядя Коля, – даже на повышение пошёл, в областное строительное управление. Наш начальник участка, рассказывал, встретил его там, в коридоре, идёт, нос задрал, лыбится, морда рыжая блестит, как маслом намазанная.
–И чем кончилось? – заинтересованно почесал бороду дядя Ваня.
–Да, вроде как, в семьдесят пятом, он, как глиста, в Израиль ускользнул.
–Нууу, такой понятно, такой "без мыла" – куда хочешь…
–А вы откуда к нам? – спросил принявший исповедь у Алексея Петровича иеромонах, слышащий по разговору, что паломник не местный, из другого государства.
–Да мы, батюшка, к вам, – оглянулся Алексей на стоящую за спиной, наклонившуюся к Олечке, Жанну, – издалека, из ***, беда у нас, сами видите, вот и приехали, может Иов поможет.
–Ага, понятно, – покивал головой горбоносый, похожий на грузина монах, – а вот, скажите, может вы слышали что-то: у вас там есть храм Иоанна Крестителя, а настоятелем там отец Иоанн, не слышали? – с какой-то девичей надеждой, так как спрашивает, проводившая на фронт, невеста о запропавшем где-то женихе, вскинул исплаканные глаза на Алексея Петровича.
–Ну как же не слышать, – проглотил вспухший горячий комок назад внутрь себя Алексей Петрович, – духовник мой…
–Ух, ты! – весь встрепенулся собеседник, схватив обеими руками кисти рук Алексея, чуть встряхнув горячо зашептал, – поклон ему, от Александра скажете, "бандеровца" скажете, он поймёт, сам меня так…
–Поклон, то передам, – тяжело вздохнул "осиротевший" пять лет назад Алексей Петрович, – и сказать, сказать то можно, да только услышит ли, почил наш дядя Ваня.
Несколько раз судорожно вздохнувший и выдохнувший иеромонах, повернувшись покрасневшим лицом в сторону алтаря, слёзно попросил:
–Подождите меня, пожалуйста, никуда не уходите, посидите где-нибудь здесь, я сейчас, – закрыв лицо руками, втянув голову в плечи, ринулся в сторону правого придела, вздрагивая худющей спиной как от ударов шпицрутенами…
–Вообще-то, она у нас никогда так не нахальничает, не лезет ни к кому на руки, – виновато скулила Жанна, укутывая одеялом ноги, всем тельцем прижавшейся к иеромонаху, Олечки, – наоборот, всех дичится, кричит даже, когда ей кто-то не нравится, бывает так страшно кричит, – всхлипнула истерзанная горем мать.
–Чю-чю-чю, – потряс коленками монах, сидящую у него на руках девочку-инвалида, то ли стараясь рассмешить заулыбавшегося ребёнка, то ли успокоить плаксивую мамочку, – крестница…, батюшки, – проговорил не спрашивая, а утверждая, как-то благоговейно, как руку архиерея, целуя затылок прижавшегося к нему ребёнка.
–Последняя треба, которую он, – согласно помотал головой Алексей, – да и, почти не участвовал в Таинстве, физически-видимо по крайней мере, только к купели его за руки подвели и он, самое главное: "Властью данною мне, Господом нашим…" Потом как только из купели вынули, завернули: "дайте сюда", говорит…, обнял её, как будто укутал всю собою, минут десять посидел и говорит: "всё, забирайте родители своё дитё, я всё что мог – то сделал", жена Олечку на руки, а она спит! Сладко-сладко так! Посапывает…
–А зачем вы уезжаете? Оставайтесь! Через четыре дня праздник! – недоумевающе пожимал плечами Александр "бандеровец".