Проект «Белый Слон»

–Мы с ней уж три года как "дружили", сколько я из-за неё морд в школе, тем кто её поначалу "задирать" пытался, поразбивал, а мне сколько раз доставалось, – рассказывал, стоя боком к Алексею, уставившись на свою машину "Сашка-Санёк", – вот и решил, не помню, то ли дружки "напели", то ли сам удумал, что пора. На Новый Год всё "запланировал", к ней пришёл, они тогда, ту квартиру, в которой сейчас живём, просто снимали, родители её к какой-то родне ушли, мы вдвоём, прям как взрослые, последний год в школе. Гуля наготовила, роту можно накормить, шампанское, счастливая такая, "рот до ушей – хоть завязочки пришей". А у меня мысли, ну всё!, сегодня! В-общем, только куранты пробили, решил я, что пора к "десерту" приступать. Начал сначала потихоньку, а она хихикает, как будто не понимает ничего…, а мне, как кто на ухо: "играется, дави, будь мужиком!" Ну и повалил ее, на диван. Сначала она захохотала: "Сашка! Дурак! Отпусти!", а потом почуяв, что я серьёзно, как давай меня кулачками по голове, по лицу, что есть силы её, птичьей…, вывернулась из-под меня, за столик с едой заскочила, в правую руку – бутылку с шампанским недопитым, в левую нож, которым торт резала, здоровенный тесак такой…, я ещё подумал, не ножик для тортиков, а мачете какое-то. Как сейчас помню лицо смугло-малиновое, прям вишнёвое какое-то, глаза вот-вот наружу выскочат, орёт, аж жилы на шее вздулись: "Не подходи! Убью! Пошёл вон! Чтоб ноги твоей здесь!" Ну я, перепугался, одежду в охапку и бегом, обувался уже в подъезде, перед входной дверью. Три дня я короче промаялся, как быть, спросить не у кого, отца уж похоронили(сотрудник вневедомственной охраны погиб во время ночного ограбления банка), мама, пыталась что-то, да не до меня ей было, нас же пятеро тогда осталось у неё, я старший…, в-общем, четвёртого, уже ближе к вечеру, понял, не смогу я без неё жить, не хочу. Вспомнил, окно её комнаты, на детскую площадку выходит, думаю, пойду повешусь, там, на турнике. Петлю из военно-полевого телефонного кабеля смастерил, чтоб надёжно. Потом вышел, думаю, напоследок, зайду, может простит, а нет – так и всё! Иду слышу: "бум"…, "бум". Ох, ты, думаю, а с ЭТИМ как быть? Я ж вроде крещёный, что-то на ум пришло, вроде как слышал где, может бабки какие говорили, что вроде: Николай Угодник всех, даже самоубийц прощает, дай думаю, зайду, свечку поставлю, ну – на всякий случай. Ну зашёл, свечку купил, у бабули там сидящей спросил: "куда?", она показала, свечку воткнул, стою, на картину смотрю и думаю, дядька такой сердитый, как он может кого-то прощать, вон меня, прям, как будто спрашивает: "ты чего наделал, подлец?" Ну ладно, еле ноги волоча вышел, добрёл. Тёща дверь открыла, я ей: "тёть Фируза, ну пожалуйста", она посмотрела на меня, так пристально посмотрела, потом в квартиру: "Гульнара! Тут Александир присол, будис с ним разгаваривать?" А оттуда, вопль, прям нечеловеческий: "БУДУ!!!" Зашёл к ней в комнату, сидит отвернувшись, присел рядом, к себе повернул, руки от лица убрал, мать честная: губы "варенники", нос – "картошка", глаза – "щёлочки"!

–А про петлю, ты ей?

–Нет, дядь Лёш, ни в коем случае! И никому вообще, тебе первому. Да и чего рассказывать то было, я ж её потерял, по дороге где-то, уже когда в дверь позвонил, пока откроют ждал, рукой в карман, а там пусто…, ещё мысль мелькнула, уходи, придурок, сейчас тут над тобой посмеются, чего потом делать будешь, как отомстишь, дёрнулся было, да поздно, тёща уже дверь открыла…

"Да уж," – думал Алексей Петрович, старательно переставляя ноги со ступеньки на ступеньку, – "Святителю наш, Угодниче Христов, сколько же ты душ из ада повытаскивал! И какая малость нужна, чтобы Царь Царей, Владыка и Вседержитель – тебя на помощь послал!"

––

Что делать(Господи, Иисусе Христе, Сыне Единородный Безначальнаго Твоего Отца, Ты бо рекл еси пречистыми усты Твоими, яко без Мене не можете творити ничесоже):

–Витька! Дурак! Ха-ха-ха!, – настоятель храма Иоанна Крестителя, казалось сейчас задохнётся от смеха. Сунувшийся было, по-свойски, к дяде Ване, Алексей, торчал в дверях, не решаясь: ни войти внутрь, ни выйти в коридор, как заторможенный. Архимандрит: то немного успокаивался, то глянув в принесённые ему епархиальным чиновником бумаги, снова задыхался от идущего, казалось из самой глубины утробы смеха. Постоянно открывающий и закрывающий портфель, не знающий куда себя деть, чиновник, весь багровый от такого неблагочинного поведения; смущённо смотрящие в пол, уже переодевшиеся "в гражданское" два пономаря и молодой иерей и сидящий в домашней рясе, то есть в тряпке, которую на помойку выброси и никто не позарится, отец Иоанн, хохочущий и тыкающий в набычившегося чиновника пальцем, как в какого-то диковинного клоуна – это было…, это было за пределами всего, что мог бы себе когда-нибудь представить и предположить Алексей.

–На покой! – снова ткнув пальцем в листок, прочитал дядя Ваня, и, закатившись от нового приступа смеха, захлопал себя по коленке, – ой, Витька! Ой, дурак! На покой! Ха-ха-ха!