Проект

Лев опускается рядом с Би на корточки, поднимает пальцами ее подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза.

– Прости, – выдыхает она.

– Бог любит тебя. Но тех, кого Бог любит, он наказывает.

По щекам Би струятся слезы.

– Ты готова вернуться ко мне через страдания, Би? Готова страдать ради спасения дочери?

– Я готова на все, что угодно, – шепчет она.

Лев велит ей встать.

Февраль, 2018

– Еще есть время, – шепчет Би, забираясь в мою больничную постель. Она крепко сжимает мою ладонь. – Обещаю.

Я просыпаюсь, учащенно дыша, с трепещущим, как у колибри, сердцем. Пытаясь успокоиться, прижимаю к груди ладонь. Овладеть собой и понять, где я нахожусь, получается не сразу – хижина Льва.

Я свернулась калачиком в его постели, закрыла глаза и уснула, убаюканная оставшимся на подушке его запахом. Сейчас он в комнате, сидит за письменным столом, подперев рукой подбородок, и тихо работает за компьютером. Порой случаются такие своеобразные мгновения, когда ты чувствуешь, что вот она – твоя настоящая жизнь, но они так быстро ускользают, что ты не успеваешь разобраться в своих ощущениях. Сейчас я переживаю такое мгновение. Лев вздыхает, потирает глаза, поворачивает голову в мою сторону и видит, что я проснулась. В окне над раковиной за его спиной ни проблеска света. Ночь. В середине комнаты потрескивает огонь.

Тут тепло.

– Ты беспокойно спишь, – говорит Лев, скользя взглядом по покрывалу, закрутившемуся вокруг моих ног. – Я все думал: ты когда-нибудь чувствуешь себя выспавшейся?

Я медленно сажусь, выпутываясь из покрывала. Подтягиваю колени к груди и обнимаю их руками. Хочется ответить: «Нет. Никогда». Во всяком случае, последние шесть лет. Но пока не могу обрести голос. Слишком устала задавать вопросы, на которые, признаться, сердце не желает услышать ответ. Я кладу голову на колени, развернув лицо ко Льву.

– Эмми спрашивает о тебе. Говорит, ты рисуешь замечательные круги.

Закрываю глаза. Значит, это единственное, что осталось в ее памяти после нашего общения. Круги.

– Я не установил никаких правил в твоем общении с ней. Это моя ошибка. Я не сдержался тогда, Ло, и приношу свои извинения.

Пораженно распахиваю веки.

– Мне все это тоже тяжело. Твоя сестра бросила не только Эмми.

– Даже бог был недостаточно хорош для нее. – Мой голос звучит устало и хрипло со сна. – Ты ненавидишь ее?

– Я чувствую только благодарность.

– Благодарность?

– Она подарила мне дочь.

– Ты ненавидишь свою мать?

Лев качает головой.

– Нет. Она сделала меня таким, какой я есть.

Мне становится стыдно. Лев, в детстве подвергшийся жестокому обращению, вырос мужчиной, в сердце которого одно всепрощение. Меня же мои потери и пережитое сделали черствой и жесткой. Я не представляю, каково это – прощать всех и вся.

– Как она умерла?

– Сгорела. При пожаре в доме. От сигареты.

Вспоминаю россыпь круглых шрамов на его торсе, оставленных сигаретами. В том, что свой конец мать Льва встретила от них же, есть что-то поэтичное и победоносное. Однако какая никчемная победа.

– Эмми – твоя семья, – говорит Лев. – И если ты хочешь бывать здесь как член ее семьи, видеть свою племянницу, знай: для тебя всегда открыты двери.

Я судорожно сглатываю, пытаясь сохранить дрогнувшее самообладание. «Свою племянницу». Впервые кто-то вслух признал, что Эмми – часть меня, и я чувствую, как сильно желала этого, как сильно боялась этого и по-прежнему боюсь, но продолжаю хотеть даже сейчас, когда мое желание исполнилось. Сердцу не верится, что ему наконец дали желаемое. От переполнивших эмоций утыкаюсь лицом в колени, плечи трясутся. Лев подходит и кладет ладонь на мой затылок. Еле сдерживаю порыв вывернуться из-под нее – она вызывает стыд, показывает мою слабость.

– Я…

– Не извиняйся, – твердо произносит Лев.

Он убирает руку, и часть меня желает вернуть ее обратно. Он отходит, и часть меня желает снова приблизить его. Лев идет к раковине, достает с полки стакан, наполняет его водой и, вернувшись, дает мне. Сделав глоток, ставлю стакан на пол. Спускаю ноги с постели и сижу, уставившись в пол.

– Вчера… я хотела спросить тебя о девушке, которая собиралась спрыгнуть с моста. Что ты сказал ей, что она передумала?

– Я сказал ей, что Бог видит ее страдания и верит в нее.

– Каково это – слышать Бога? По-настоящему? Каково?

– Нестерпимо больно.

От его ответа у меня перехватывает дыхание. Я вижу в его глазах, как ему больно.

– Бог вверил мне эту работу, – продолжает Лев. – И как бы я ни старался во имя Его, цели не достигаю. Ты не знаешь этого, но моя жизнь – сплошная череда неудач.

– Что ты считаешь своими неудачами?

– То, что не удержал твою сестру. Не удержал Джереми. Девушка, ушедшая с Миллс-бридж, спустя время нашла другой мост. Я терплю неудачу каждый раз, когда кто-то приходит на проповедь, уходит с нее и не возвращается. Бог идеален, а значит, во всем перечисленном виноват лишь я. – Лев на секунду замолкает. – Могу я спросить у тебя кое о чем, Ло?

– Да.

– Каково это – не слышать Бога?