Продавец приключений

– Что вы делаете, Пыпин? Вы же так перережете трос, – произнёс я с самым искренним удивлением.

Пыпин выронил ножницы за борт и, крикнув: «Дяденька, это не я!» – плюхнулся вслед за ножницами в море. Передо мной мелькнули его жёлтые пятки.

Дирижёр оглянулся через плечо и, заметив меня, взволнованно крикнул оркестру:

– Появились светлые силы! Добро торжествует! Теперь бодро! Оптимистично! Совсем триумфально!

Одновременно с радостными аккордами музыки вновь засияло солнце и на бухту вернулся ясный солнечный день.

Я поискал глазами бежавшего диверсанта. Его голова скрылась за бурунами, потом он вылез невдалеке на мол, подбежал к бульдозеру, оставленному нерадивым шофёром, прыгнул в кабину и укатил за гребень высокого берега.

А я присоединился к товарищам, вязавшим узлы.

Я очень люблю эти часы. Они напоминают мне старинные сельские посиделки. Матросы вяжут и ведут неторопливый разговор. Сколько наслушаешься тут историй! Увлекательных и самых невероятных!

А судно весело бежит по волнам, постепенно наращивая скорость: пятнадцать узлов… двадцать… тридцать!..

Потом кто-нибудь, слегка пригорюнившись, запевает тоненьким тенорком на мотив популярной «Пряхи»:

Ночь. Иллюминатор.
Лампочка горит.
Молодой матросик
В кубрике сидит.

И остальные, забыв об узлах, проникновенно подтягивают ему густыми басами:

Приключений жаждет,
Годы напролёт,
Только почему-то
Буря не грядёт!

Есть вода под килем,
Там полно акул,
Только он ни разу
В жизни не тонул.

Но тут мы вовремя вспоминаем про благородную цель нашего рейса, о том, что везём радость детишкам, и в голоса наши вливается бодрость:

Не горюй, матросик:
Коль гуманна цель,
Будут ураганы,
В днище будет щель![3]

Из-за нехватки узлов скорость буксира постепенно падает. Заметив это, капитан кричит в переговорное устройство:

– Прибавить обороты!

И мы, спохватившись, начинаем вязать дружно и накрепко. Да так, что узел не разрубить топором…

Так, незаметно, за посиделками, мы миновали Чёрное и Средиземное моря, обкатанные за тысячи лет различных цивилизаций и потому гладкие, как асфальт, и вышли в Атлантический океан. Вода здесь, особенно в Бискайском заливе, была неровной, волнистой, и наш буксир молодецки запрыгал на ухабах.

И капитану теперь часто приходилось выходить на свой мостик и, лизнув указательный палец, показывать его ветру. Заметив поднятый палец, простодушный ветер начинает смеяться и тем самым выдаёт себя.

Однажды утром мы, связав тридцать прочных узлов, взяли мел и занялись чисткой медных частей корабля, а капитан вышел на мостик, показал ветру палец, но вместо ожидаемого приступа смеха услышал в ответ гробовое молчание.

На этот раз нам подвернулся ветер, начисто лишённый чувства юмора. И всё же наш бравый капитан не отступал. У него уже затёк палец – так долго он его держал перед носом тупицы, но тот по-прежнему помалкивал, затаившись в снастях.

Наш капитан был ещё молод и неопытен. Его прислали к нам прямо из высшего морского училища, и ему до сих пор приходилось иметь дело только с нормально развитыми ветрами. Поэтому на помощь капитану поспешил боцман Пасенюк. Бывалый моряк поднялся на капитанский мостик и отпустил солёное словцо, способное рассмешить и глухого. Но ветер будто и вправду оглох. Вскоре на мостике собрался весь экипаж, кроме юнги, – кроме меня, значит. Такого концерта юмора и сатиры, наверное, не слышал ни один зрительный зал. Наши моряки перебрали все известные и даже ещё не известные им анекдоты и забавные случаи и даже придумали массу новых, а ветер хоть бы хихикнул разок.

Экипаж нашего славного буксира никогда не терялся, даже в самых фантастических переделках. А тут все, как один, упали духом. Потому что нельзя плавать по морю, не зная, где в это время находится ветер.

И тогда кто-то, будто невзначай, сказал:

– Капитан, может, кликнуть юнгу?

И как следовало по традиции, боцман Пасенюк ответил сердясь:

– Да что он может? Сосунок ещё, салага! Вы бы ещё грудное дитя о помощи попросили.

– А всё-таки можно попробовать. Разве мы не должны заботиться, чтобы юнга рос, набирался опыта, – возразил капитан и послал за мной матроса Костю.

Я в это время безмятежно лежал на корме и словно бы в первый, а на самом деле в сто первый раз читал поучительный роман Р. Стивенсона «Остров сокровищ», из которого каждый юнга мог почерпнуть много полезных сведений.

– Иван Иванович, вставайте, вас капитан зовёт, – сказал матрос Костя, прибежав на корму.

– За что? Как будто я ничего такого не сделал? Кажется, ещё не залил чернилами карту в каюте у штурмана. И случайно не упал за борт исключительно по своей вине, – сказал я, притворяясь обеспокоенным, и нехотя поднялся, потому что матрос прервал меня на странице, рассказывающей, как должен вести себя юнга, попавший к пиратам в плен.