А он между тем настигал отличницу, хотя у Маши был третий спортивный разряд и девочка плавала всеми существующими на свете стилями, и, когда уже казалось, что всё потеряно и Маше придётся прервать свой сон, я вспомнил о пачке антибиотиков, которая всегда находилась в моих карманах среди прочих неожиданных предметов, крайне необходимых во время бедствия.
Я сунул руку в карман и уже нащупал лекарство, но в это время меня опередил Аркадий. Грозно рыкнув, он перепрыгнул через борт и вцепился клыками в загривок вируса, который уже протянул свои инфекционные щупальца к Машиной пятке.
Вирус издал ужасный вопль и заметался по океану, пытаясь сбросить с себя седока. Но пёс держался за его загривок, словно заправский ковбой, пока хищник не сбежал в морские глубины.
После этого Маша подобрала собаку, и мы втащили своих товарищей на борт фелюги.
– Ну теперь-то никто не скажет, будто я до сих пор не видел живую мышь, – сообщил спаниель и шумно отряхнулся от воды.
– Я должен вас разочаровать, дорогой Аркадий. Если вы до сих пор не видели живых мышей, то ничего не изменилось и сегодня, – сказал я с мягкой улыбкой.
– Здрасте! А это кто, по-вашему, был? – возмутился пёс.
– Вирус! – сказал я. – Зверь пострашней мышей. В Англии в прошлом году из-за эпидемии гриппа из строя вышли тысячи людей. А уж кошек и собак никто не считал. Некогда было!
– Не может быть! – воскликнул Аркадий.
И попытался упасть в обморок, но ему помешало крепкое здоровье.
Он предпринял ещё две попытки лишиться чувства, и всё равно у него ничего не вышло.
– А всё случилось потому, что я в этой кутерьме опять уронил очки. Иначе бы меня ничто не заставило броситься в эту драку, – сердито пробормотал Аркадий, пытаясь скрыть своё смущение.
И всё же мои антибиотики нашли себе применение. Пока экипаж фелюги поднимал Машу и собаку на борт, гонконгское чудовище вернулось, приведя с собой целую орду своих сородичей. Но мы растворили в воде мой антибиотик, и вирусы тут же погибли.
Пока наша экспедиция спасала Машу, в кабинете появилось новое действующее лицо. Покончив со страшным врагом и вернувшись к своему главному делу, мы увидели пожилого мужчину с гривой седых волос. Эта грива была так велика, что нам поначалу показалось, будто потолок над нами затянут кучевыми облаками. А под облаками, точно два ясных неба, синели добрые глаза этого человека.
– Я же запретил подходить к микроскопу! – напустился учёный на своего старшего сына.
– А я и не хотел. Но там, папа, такое!.. Такое!.. Что я прямо-таки был обязан туда посмотреть, – не моргнув, солгал подросток.
– Ну и врунишка, – осуждающе пробормотал Пыпин.
– И что ты мог увидеть? На стекле под линзой ничего нет, – удивился мужчина, но, заглянув в окуляр микроскопа, воскликнул: – Батюшки, это же люди!
Мы приветственно помахали учёному. Потом выловили из воды транспаранты и показали хозяину кабинета. Буквы размокли, слегка подтекли, но учёному удалось расшифровать оба текста.
– Извините нас, пожалуйста, – сказал учёный с самым искренним сожалением… – Мы, конечно, не предполагали, что волчок может на самом деле оказаться целой Вселенной. И тем не менее нам нельзя было полагаться только на старшего сына. Мы надеялись, что он присмотрит за Петей, и вот к чему это привело. Моя супруга, видите ли, певица. Всё время гастроли, гастроли… У меня с утра до вечера институт… Мы и тебя проглядели, сынок, – грустно признался он подростку. – А ты и сам превратился в своенравного распущенного мальчишку, стал учить своего младшего брата нехорошим поступкам. И вот из-за вас чуть не погибли миллионы самобытных цивилизаций.
– Я же об этом не знал. Я никому не хотел плохого, – расстроился подросток.
После этого биолог пообещал, что и волчок, и другие Петины игрушки будут целы, и предложил обменяться информацией.
Я охотно ответил согласием.
Но поначалу наша беседа столкнулась с большими затруднениями, потому что мой голос был неуловим для толстой барабанной перепонки учёного. Всё же я и тут нашёл выход из положения, став с помощью взгляда посылать своему собеседнику знаки Морзе. Продолжительный взгляд – тире. Взгляд короткий – точки. И вскоре мы толковали с ним, забыв о необычайных условиях, в которых проходила научная конференция, о том, что я и мои друзья стоим на борту слегка покачивающейся фелюги, а биолог смотрит на нас через сложную оптику своего микроскопа.
Но в конце концов наступила минута прощания. Мы расстались с лёгкой печалью, потому что успели привязаться друг к другу.
– Я обращусь через газету ко всем нашим ребятам, попрошу, чтобы после этого случая они берегли свои игрушки, – пообещал биолог.
Он символически пожал каждому члену нашего экипажа руку и даже мысленно почесал за ухом у пса.
Распрощавшись с биологом, мы поплыли к своему мыслелёту, который терпеливо лежал на волнах, и перебрались на его борт.
Я сел за пульт и начал мыслить, вначале медленно, а потом всё быстрей и мощней. «Перепёлкино-3» поднялся над водой и, описав под линзой микроскопа прощальный круг, полетел в детскую комнату.