— От трёх до четырёх часов ежедневно.
— Как давно ведёте поиски таким образом?
— Примерно с пятнадцати лет, когда появился свой компьютер — нам в интернате как раз выдали.
— И никогда с тех пор не останавливались?
— Никогда.
— Что заставляет вас это делать?
— Я просто… думать больше ни о чём не могу, кроме как об этом. О своей вине в случившемся.
— Кто-нибудь говорил вам, что вашей вины в произошедшем нет?
— Да, говорили. Все. «Тебе было семь, ты сам был ещё ребёнком» — в таком духе. Но, я не чувствую, что это может быть оправданием. Я очень хорошо всё помню, и я очень хорошо всё понимал тогда и сейчас. Я отвернулся секунд на двадцать — знакомый парень сворачивал воздушного змея. За это время Милли и украли. Если бы я не отвернулся, она была бы жива. Она была бы со своей семьёй. Если бы я ждал её в предбаннике раздевалки — она была бы жива, и она была бы со своей семьёй. Но я не сделал ни того, ни другого, я смотрел, как парень сворачивает своего воздушного змея.
— У вас есть мечта?
— Да, она очевидна — найти Милли.
— Я о вашей мечте, которая связана с компанией Гугл…
— А ну, это только средство по достижению цели. Да, я хотел бы работать в Гугл, потому что они очень хорошо платят своим сотрудникам, и я хотел был заработать миллион и назначить вознаграждение за достоверную информацию о том, что случилось с Милли. Кто-то наверняка что-то знает и молчит. Не может человек пропасть вот так — бесследно.
— Милли искали власти в течение года, над этим делом работали десятки опытных детективов, и всё это по свежим следам. Неужели вы верите, что найдёте её после стольких лет?
— Верю. Потому что не могу иначе.
И я снова рыдаю. На этот раз не из-за его поступков, а из-за… даже не знаю чего.
Глава 14
Утро дня отлёта приползло на черепашьих лапах.
Лана сказала, лучше всего я смотрюсь «в тех серых джинсах, отдающих в сиреневый», они подчёркивают мою «вредную, но крепкую задницу».
Серые джинсы оказываются в стирке. Я забрасываю их в машинку, но вместе со временем на сушку мне никак не успеть на рейс.
Я решаю, что Лана, в конце концов — не последняя инстанция в стиле. Натягиваю обычные джинсы, хотя всё-таки изредка поглядываю на табло стиралки: сколько там ещё осталось? Ну, а вдруг повезёт, и штаны высохнут до приезда такси?
Не повезло, поэтому мой зад откровенно мёрзнет в полу мокрых штанах, пока я бегу до машины такси. Ничего, пока буду лететь, досохнут на мне — я достаточно для этого горячий.
В аэропорту натыкаюсь на бутик с детской одеждой и обувью, на витрине красуются красные замшевые туфли с бантом и блестящими камнями. Думаю, ей должны понравиться.
Пока расплачиваюсь на кассе, мой телефон подпрыгивает в руке — пришло сообщение в мессенджер. Ну, может, это не телефон, а я так подпрыгнул вместе с ним.
Не знаю, по какой причине, но мне не хочется отвечать на сообщение, которого ждал так, что чуть с ума не сошёл. Странные мы, гомо сапиенс. Мне почему-то теперь нужно нагрянуть к ней без приглашения и без согласования, как в те старые добрые времена наших предков, когда телефон был привилегий, а не пятой конечностью. Хочу, наконец, просто увидеть их обеих — и её, и нашу дочь.
Но, если начистоту и вывернув всю свою неприглядную подноготную наизнанку, я просто надеюсь, что, если она увидит меня прежде, чем услышит, мне это как-то поможет.
В самолёте меня вырубает — наверное, за все предыдущие бессонные ночи окончательно сели батарейки. Проваливаясь в сон, я вижу нашу последнюю встречу. Она только пришла, стоит в дверном проёме, я подхожу и целую её жадно, потому что ждал. И хотя она отвечает, я чувствую некоторую напряжённость и отчуждение.
— Что случилось? — спрашиваю.
— Сейчас расскажу, — обещает она. — Можно только зайти?
Глава 15
Я стою около двери, как истукан, и не решаюсь постучать. Проходит минута, пять, десять. Я поднимаю руку и опускаю руку. Поднимаю и опускаю.
Внезапно из-за двери слышится звук размыкаемого замка, потом что-то за ней скребётся, и дверь очень тихо сама себя открывает. Я вижу лицо. Маленькое. Это девочка. У неё карие глаза, которые на самом деле, я знаю, зелёные, и тёмные волосы.
Она смотрит на меня, я смотрю на неё. Её взгляд медленно ползёт по моей фигуре вниз до руки, в которой зажаты пакеты.
— Это мне? — спрашивает.