Проблеск истины

Несколько лет назад я прочла Ваш роман «За рекой в тени деревьев», публиковавшийся по частям в журнале «Космополитен». Вначале идет восхитительное описание Венеции, и я ожидала, что остальное будет в том же духе, но книга меня разочаровала. У Вас был прекрасный шанс изобразить мерзость, ОТВЕТСТВЕННУЮ за развязывание войны, и заклеймить лицемерие, царящее в армии. Вместо этого Ваш офицер переживает из-за того, что с НИМ произошло ЛИЧНОЕ НЕСЧАСТЬЕ в виде потери людей, в результате него он не получил повышения по службе. Практически НИЧЕГО не сказано о скорби по поводу гибели молодых людей. Книга на 90 процентов состоит из бесплодных попыток какого-то старика убедить себя и окружающих, что молодые хорошенькие и богатенькие женщины могут полюбить его как человека, а не как источник денег и высокого положения в обществе.

Потом вышла Ваша книга «Старик и море». Я спросила своего брата, человека эмоционально зрелого, проведшего четыре с половиной года на фронтах Второй мировой, не является ли она более зрелой по сравнению с «За рекой»? Он поморщился и ответил, что не является.

Я очень удивилась, когда Вам присудили Пулитцеровскую премию: это ведь коллективное решение. По крайней мере оно не было единогласным.

Вот вырезка из статьи Харлана Миллера, который ведет рубрику «За чашкой кофе» в газете «Де-Мойн реджистер». Я давно собиралась Вам ее послать. Остается только прибавить, что Хемингуэй ЭМОЦИОНАЛЬНО НЕДОЗРЕЛ И УЖАСНО СКУЧЕН, и перед нами готовая рецензия. У Вас ведь было четыре «жены». Если Вы так и не поняли, что такое мораль, то уж здравого-то смысла должны были набраться из опыта собственных ошибок. Соберитесь-ка с силами и напишите хоть ЧТО-НИБУДЬ достойное, прежде чем умрете.

Миссис Ж. С. Хелд.

Ну что ж, женщине не понравился роман, она в своем праве. Будь я сейчас в Айове, вернул бы ей деньги за книгу — в качестве награды за чудесный стиль и упоминание о Второй мировой. Вырезка из газеты гласила:

Может, я неоправданно строг к Хемингуэю, самому перехваленному писателю нашего времени, не лишенному, впрочем, известного литературного дарования. Вот его основные недостатки: а) ущербное чувство юмора; б) реализм самого инфантильного пошиба; в) вопиющая идейная бедность; г) постоянное выпячивание волосатой груди…

Хорошо было сидеть в пустой столовой над кучей писем и представлять, как морщит лоб эмоционально зрелый брат, ковыряя мороженое где-нибудь на кухне или перед телевизором, где идет «Питер Пэн» с Мэри Мартин в главной роли, и я думал: надо же, какая милая женщина из штата Айова! Трудилась, писала длинное письмо, а братец ее, эмоционально зрелый, вообще прелесть, сюда бы его, в палатку, с его ухмылочками.

Уймись, старый писака, сказал я философски, всем не угодишь. Что выиграешь в шашки, то спустишь в поддавки. Тебе остается одно: оставить эмоционально зрелого братца с миром. Выбрось из головы и не думай о нем, серьезно тебе говорю. Переключись на деву Марию Айовскую.

Совет был дельный, я так и поступил, мысленно называя ее по-испански «нуэстра сеньора де свинопасос» и чувствуя себя при этом чуть ли не Уолтом Уитменом. Что угодно, только бы не возвращаться к любителю морщить лоб.