Потом Максу не раз приходилось отстаивать своё право на территорию. Удивительно, но с соседским здоровенным Барсиком он не воевал. Может, потому, что тот уже жил в доме, когда мы приехали. Потому, наверное, что всё было пропитано его запахом. А может, из-за характера Барсика. Он был спокоен, даже флегматичен; когда коты встречались, то долго смотрели друг на друга и расходились. Хозяином Барсика был молодой преподаватель с ПиМНО (факультета педагогики и методики начального обучения), приятный вежливый человек. Мы с ним по-дружески общались, и коты наши ладили.
Но к общаге постоянно приходили коты со всего района, и с ними Макс разбирался по-своему. Один крупный чёрно-белый кот упорно лез к нашему, Макс отбивался, порой даже как будто нехотя. Но один раз рассвирепел. Это было на наших глазах. Макс взвился чёрной молнией над врагом, упал на него сверху и стал грызть его шею. Мы остолбенели. Противник лежал поверженный и не шевелился. Макс какое-то время стоял над ним, погрузив клыки в его шею, потом выдернул их и отошёл. Он больше не глядел на врага. Тут я заметила, что глаз «мертвеца» открылся, и попросила Володю быстрее отвести Макса домой, пока он не заметил ожившего соперника. Когда чёрно-белый кот остался один, он с трудом приподнялся и уполз в подвал. «Слава богу, – подумала я, – хоть этот живой».
В тёплое время года прогулки с Максом обычно проходили по одной схеме: за гаражи, под откос, к лесу, по лесу, из лесу, на холм за лесом, потом по верху склона обратно к нашему дому. Если представить себе большую природную чашу, то на дне был лесок, который продолжался по другую от общежития сторону чаши. Обход окрестностей потому был с непременным посещением леса, что там водилась всякая живность. Кот даже пытался ловить белок. Однажды Макс, такой уверенный, вдруг остановился, шерсть у него приподнялась, он осторожно стал пятиться: видимо, увидел змею. Мы никого не видели, но доверяли чутью кота.
После северной столицы я удивлялась тишине и безлюдью Тобольска не только в ночное, но и в вечернее время. Часов в девять вечера улицы пустели. Это был 1994-й год. Городок казался совсем маленьким и тихим, ночью люди спали. Не спали только Володя с Максом и юные наркоманы. Несколько подростков облюбовали себе местечко на пустыре рядом с лесом, там они разводили костёр, варили зелье и ловили кайф.
Однажды в начале осени, часа в три ночи, когда вокруг костра висела плотная тьма, наркоманы услышали треск сучьев. Они замерли, прислушиваясь. Из лесу, тяжело покачиваясь, вышел крупный широкоплечий мужик. Перед ним шёл абсолютно чёрный кот, чернее самой ночи, с горящими жёлтыми глазами. Его сдерживал поводок, и он тоже медленно брёл, мощно загребая мускулистыми лапами. На наркоманов кот даже не взглянул, его страшные глаза упорно высматривали что-то впереди.
Парни остолбенели. Каждый застыл в той позе, в какой его застало видение. Отдаляясь от костра, Володя услышал, как один из наркоманов неуверенно произнёс: «Так мы же вроде ещё не укололись…»
Так создаются мифы.
Фигура Макса стала демонизироваться. Одна странного вида тётка несколько раз приставала к нам, чтобы мы продали ей кота. Она явно мнила себя местной ведьмой. Мы ей отказывали с формулировкой: «Он нам самим нужен!» Какие-то бабки спрашивали Володю, не колдун ли он, когда видели его с чёрным котом на поводке. А одна пьяная женщина даже вызвала милицию, увидев у себя под окнами две зловещих фигуры…
У тогдашнего ректора нашего пединститута была маленькая собачка из тех, каких сейчас активно носят на руках и женщины, и мужчины. Но тогда мода была другая, собачку эту водили на поводке. Вот шёл, значит, ректор со своей малявкой, а навстречу ему Володя с Максом. Издалека ректор принял кота за собаку, раз на поводке. Его питомица вдруг стала рваться и увела хозяина на другую сторону дороги. Вскоре ректор разглядел, кого именно испугалась его собака, и воскликнул: «Надо же, кот больше собаки!»
Вскоре судьба свела нас со странным типом. Был он преподавателем истории, а выглядел, как бродяга. Как-то зимой идём мы с Володей к институту, вдруг подходит молодой мужчина, здоровается, начинает говорить с Володей о каких-то делах. Я смотрю и поражаюсь: надо же, бывают ведь такие люди… На нём был длинный желтоватый потрёпанный «милицейский» полушубок без пуговиц, надетый внахлёст, подпоясанный верёвкой, и облезшая страшная лисья шапка с торчащими вверх ушами. Весь вид был какой-то неопрятный и архаичный, как будто из тайги вышел то ли старообрядец, то ли беглец. Нас представили друг другу. Оказалось, что моего коллегу с исторического факультета зовут Саввой.