Призрачный театр

Даже записки от безнадежно влюбленных страдальцев, уныло втиснутые в руку Бесподобного у служебного входа в театр, могли дать идею для новой постановки. Внимание Бесподобного привлекло одно послание, автора которого Шэй так и не удалось обнаружить. Оно было написано старательным, но изменчивым почерком – каждая буква выглядела дрожащей и обособленной, как его поклонницы возле заднего входа в театр, – а текст покрывал целых пять страниц. В тот вечер представление Призрачного театра в таверне ограничилось практически чтением вслух этого послания, Бесподобный, даже не сменив своего сценического костюма, читал его по-девичьи тонким голосом, заранее исполненным извинений, и звучание самих слов напоминало тихие шаги на полуночной лестничной клетке, а вокруг него Шэй, Трасселл и Бланк распевали охотничьи песни, полные любви и страсти. Громогласным исполнением они заглушали его историю, и публика недовольно гудела, отчаянно желая расслышать слова девушки, но труппа пела еще громче, почти крича, заглушая его, как крысу в бочке, и Шэй раздувала грудь и вопила, пока, как обычно, в ней не всколыхнулся бессознательный пророческий прилив, после чего она пришла в себя лишь в дортуаре, когда Трасселл разбудил ее. Она больше даже не спрашивала, что случилось.

26

Они спустились по стене здания в тихий двор, где Бесподобный, тяжело отдуваясь, отдыхал, согнувшись, упершись руками в колени. Шэй, как обычно, подыскала им особняк на Лиденхолл-маркет, чьи владельцы уехали на зимний сезон, но спальня там оказалась таким тихим райским местечком, что они оба проспали. По крышам сама Шэй могла вернуться в театр за четверть часа, но Бесподобный, не желая застрять в заторах по дороге, с трудом следовал за ней по пятам, и она посмеивалась над тем, что он не в состоянии угнаться за ней. На Сент-Сайтес-лейн он уже блестел от пота, а к Сент-Мэри-ле-Боу еле переводил дух. Они могли, разумеется, пройти последнюю милю и по земле, но Шэй не хотелось облегчать жизнь Бесподобному, пока он не попросит. А он не просил. Так что она начала очередной этап пробежки по соломенным и выщербленным черепичным крышам, и, по мере того как усталость брала свое, расстояния между домами казались все шире, и прыгать становилось все труднее.

– Ну что, старичок, надо тебе отдышаться? Твоя публика явно расстроилась бы, видя, как ты тут пыхтишь, точно загнанный зверь.

Не разгибаясь, Бесподобный махнул рукой в сторону шумящей внизу улицы.

Дверь театра заслонила компания людей. У входа стояло два наемных экипажа, запряженных зашоренными лошадьми; кто-то явно послал слуг вперед, чтобы забронировать лучшие места. Стайка из шести девушек, не разговаривая друг с другом, делали вид, будто они не просто так ошиваются поблизости. Они постоянно дожидались здесь Бесподобного, несмотря на то что число его театральных поклонников заметно уменьшилось. Но за ними топталась еще более скудная группа: приверженцы Шэй. Ее неизменно удивляло и беспокоило, что такие люди вообще существуют. Они выглядели гораздо скромнее и вели себя тише, чем девушки, поджидавшие Бесподобного. Уличные беспризорники, все безмолвные, зачастую калеки с грязными всклокоченными волосами и одышливые старики. Они бросались вперед, стремясь прикоснуться к ней, словно рыбы, всплывшие на поверхность за насекомыми. Пальцы теребили ее подол, руки тянулись к ее коленям. Каждый день она пыталась поговорить с ними, и каждый день они упорно молчали. Просто бросали на нее взгляды и тут же опускали их к земле.

– Здравствуйте, – сказала она, как обычно. – Здравствуйте. Здравствуйте.

Она открыла двери. После зимнего солнца вход в театр казался прямоугольным черным провалом, Шэй даже не успела переступить порог, поскольку за плечо ее сразу схватила и чья-то властная рука.

– Где тебя, черт побери, носило? Ты уже пропустила два назначенных сеанса предсказаний. Мне пришлось посадить вместо тебя Пейви в птичьем парике, – Эванс покачал головой, – у меня двадцать предприятий в городе, и только в этом театре не все выполняют мои требования, – в его голосе явно звучало возмущение: Шэй собирались дать обидный, публичный урок, – неблагодарная придурочная девчонка! Думаешь, я не знаю о восьми пенсах твоих вчерашних чаевых? Тебе следовало бы на коленях благодарить меня… если бы не я, ты прозябала бы в своем Птичьем болоте, поклоняясь там своим уткам и поедая всякую дрянь. Ты хоть понимаешь, дикарка, что ни разу не сказала спасибо за все, что я тебе дал?

– Не называйте меня так! – невольно вырвалось у нее. Ее лицо покраснело, она едва сдерживала слезы.

За происходящим с жадностью наблюдали все окружающие: поклонницы Бесподобного, ее приверженцы, кучера и подмастерья.

Эванс довольно кивнул, не снимая рук с ее плеч. Он стоял так близко, что она почувствовала запах съеденного им мяса.

– Именно дикарка. Ублюдочный цыпленок. Пожирательница червей! Я буду называть тебя как мне заблагорассудится, ты принадлежишь мне.