Призрачный поцелуй

Прозвучал звонкий женский голос. Я издал протяжный стон и, положив руки на деревянную поверхность, опустил на них голову, пару раз приложившись о столешницу. Дверь распахнулась – на пороге появилась Анна, моя невеста. Ее неуемная энергия, бьющая ключом, резко контрастировала с моей – сдержанной и умиротворенной. Может, именно из-за этого нам было хорошо. Легкая на подъем Анна и вечно недовольный Сорин. Похоже, этот странный союз благословили на небесах, раз невеста, несмотря на все мои препинания, все еще не покинула этот дом.

– Дорогой, – ворвавшись в кабинет, защебетала Анна и села на край стола, приподнимая мой подбородок левой рукой. Ее светлого оттенка волосы всегда блестели, точно в лучах солнца, а густые брови и ресницы гармонично смотрелись на бледном лице с голубыми глазами и узкими губами, всегда накрашенными красной помадой. Василькового оттенка халат спустился на одно плечо, оголяя острые ключицы.

Анна улыбнулась и молча протянула мне потрепанный конверт. Я удивленно выгнул бровь, но забрал телеграмму, чтобы вскрыть ее ножом для писем. Достав бумагу из конверта, развернул и пару раз пробежался глазами, не веря написанному. Нахмурив брови, мотнул головой, после положив телеграмму поверх груды бумаг на стол из темного дуба, который, помимо стула для гостей, был единственной мебелью в моем кабинете. Бар, в форме огромного глобуса, который стоял на полу благодаря прочной ножке, я в расчет не брал.

– Что такое, дорогой? Что пишут?

Анна провела ладонью по моей щеке, царапая тонкие пальцы двухдневной щетиной.

– Прислали телеграмму из Брэилы. Местный мэр сообщает, что там остался дом, принадлежащий моему прапрадеду. Им нужно мое согласие на продажу участка – какой-то богач, владеющий сетью кондитерских, хочет их выкупить. Но это, должно быть, ошибка. Прапрадед уехал оттуда, как только они поженились с прапрабабушкой, а дом продали какому-то местному купцу.

Анна приложила палец к своим губам и пару раз задумчиво постучала по ним, всматриваясь в ободранный лоскут обоев багрового цвета на стене.

– А как давно написано письмо? Сам знаешь, почта ненадежна.

– Но не на сто же лет!

– Тут я могла бы поспорить. Посмотри дату отправления.

Кинув недовольный взгляд на Анну, я взял в руки конверт, перевернул его лицевой стороной и удивленно выдохнул. 12 июля 1873 года. Письмо было отправлено две недели назад. Судя по моему недоуменному взгляду, Анна все поняла.

– А ты не хочешь съездить и сам во всем разобраться? Так, чисто ради интереса.

– Делать-то мне больше нечего. Всю жизнь мечтал провести три дня пути в душном поезде, чтобы принять участие в пустом розыгрыше.

– Но, дорогой…

– Анна, это исключено.

Я бросил телеграмму на стол и встал, отчего ножки кресла противно заскрежетали по деревянному полу. Подойдя к глобусу, который стоял в углу кабинета, откинул одно полушарие, точно крышку, достал оттуда бутыль виски и налил жидкость в стакан. Осушив его одним залпом, прижал руку к губам, чтобы заглушить горечь во рту, которая приятным теплом начала распространяться по телу.

Анна, вспорхнув со стола, села на стул и начала читать телеграмму сама. Пробежавшись по ней взглядом, она схватила лупу, которая лежала под грудой бумаг, и прислонила к извещению, начав медленно зачитывать вслух.

– Если Сорин Даскэлу не явится в недельный срок со дня получения телеграммы в Брэилу, агенты потенциального покупателя будут обязаны известить об этом суд и потребовать возмещение за моральный ущерб и утраченную выгоду в случае потери одного объекта строительства.

Я поперхнулся виски. Стерев алкоголь с губ и подбородка тыльной стороной ладони, издал нервный смешок.

– Ты шутишь? Да и откуда они узнают, что я вообще получил телеграмму?

– Должно быть, им об этом скажет почтальон. – Анна постучала пальцем по обратной стороне конверта, на которой стояла пометка «сообщить о вручении», и расплылась в широкой улыбке. – Собирайся, дорогой, нам предстоит увлекательное путешествие. Если ты, конечно, не хочешь нажить себе проблем.

Челюсть свело от злости, но все, что мог сделать, – это наполнить стакан третьей порцией виски и осушить его одним глотком. Тем же вечером я начал готовиться к отправлению на родину своего прапрадеда.

1873 год

Румыния, Валахия

Спустя три дня я стоял на перроне, сжимая в руках ручку чемодана, и недовольно всматривался в приближающийся поезд, из трубы которого валил густой пар. Люди галдели, толпились, толкались, пытаясь проститься с близкими. Анна держала на сгибе локтя сумочку и поправляла белоснежную рубашку, заправленную в богато украшенную, лазурного оттенка юбку, сделанную из прямоугольного куска шерстяной ткани.

Поезд остановился, и грузная женщина лет сорока сошла со ступеней, начав проверять билеты пассажиров. Когда подошла очередь, она окинула нас презрительным взглядом и с отвращением протянула документы обратно, подзывая следующего.

Анна, увидев мой гнев, исказивший лицо, мягко подтолкнула в спину, заставив пройти.

– Проводницы все такие, пойдем, дорогой, поезд скоро отправляется.