– Например о том, что если вы, Варвара Андреевна, хотите жить, то лучше продолжать оставаться для всех «мёртвой», – подаёт голос молчавший до сего момента Юрий. – Не успей мы вовремя, всё закончилось бы далеко не радужно.
Остаюсь на месте. Сперва, потому что размышляю, удастся ли пройти мимо до сих пор находящегося на границе порога мужчины. Потом…
– Особенно, если хочешь, чтобы живой оставалась не только ты сама, но и твой малыш, – хмуро добавляет Вера.
– Это что, угроза? – возвращаю внимание к ней.
– Нет, – качает головой блондинка. – Угроза – это ты. В глазах всех Филатовых. В свете грядущего судебного разбирательства, если станет известно о твоей беременности, а потом что-то пойдёт не так с твоим здоровьем, учитывая диагноз, не дай боже, ты умрёшь, тогда Филатовы не отмоются. И куда легче устранить эту проблему сейчас, чем расхлёбывать потом.
Должно быть, за последние сутки на мою бедовую голову слишком много всего наваливается, потому что с усвоением ещё и этой информации у меня знатная напряжёнка.
Вообще никак не усваивается…
– Ты ведь не подписала бумаги? – спрашивает Вера, сама же своему вопросу кивает, не дожидаясь моей реакции: – Не подписала. Вот к тебе и применили другой метод. И это только верхушка айсберга из всего арсенала, который можно применить. В одиночку тебе не справиться, – отходит от меня, усаживает в кресло, складывая ногу на ногу. – Ты ведь помнишь Оливию? Знаешь, в чём её истинная проблема? Почему она оказалась в такой ситуации? Девчонка бесплодна. Но при этом имела глупость заявить Глебу, что беременна от него, когда он решил с ней расстаться. Решила удержать его таким нетривиальным способом. За что и поплатилась, когда обман раскрылся.
– М-мм…
Да, всё ещё не усваивается.
– А вы, значит, вместе с братом, – кидаю на него условно насмешливый взгляд, – типа самые хорошие ребята во всей этой истории? И поможете мне? Просто потому, что я тут такая вся жертва и нуждаюсь в помощи? Я ещё не забыла, как ты пыталась шантажировать Глеба историей со снятыми без ведома его отца деньгами, – заканчиваю всё так же насмешливо.
Притворяюсь, конечно же.
На самом деле я в откровенном ужасе!
– Я всего лишь хотела получить рычаг воздействия на него. Я тоже жить хочу, знаешь ли, – нисколько не смущена моими словами Вера. – Или думаешь, мне тупо везёт иметь отношения с Мишей и содержание от него, а у его жены память короткая? – протягивает ехидно. – И да, ты права, я помогаю тебе не потому, что мне тебя жаль, не потому, что вижу в тебе жертву. Потому, что вижу в тебе равную себе. Партнёра, если хочешь. Не прямо сейчас, конечно. Не в твоём этом состоянии, – поправляет себя, скривившись. – Сперва тебе родить надо, – взмахивает рукой в мою сторону. – Вот потом, когда ты будешь матерью последнего наследника всего их благосостояния, тогда – да-а… – протягивает уже довольным тоном. – Я помогу тебе, а ты – мне. Выгодно обеим. Особенно – тебе. Кроме меня тебе помочь всё равно некому,
– Серьёзно? А как же всеобщее «Варя всё равно скоро сдохнет, так давайте добьём её сейчас, чтоб никто не мучился»?
– Я – не все. Я в тебя верю, как бы то странно ни звучало, – невозмутимо отзывается Вера. – Я знаю, ты справишься. Потому что во всём мире нет ничего сильнее, чем материнский инстинкт, в котором заложено стремление защитить своего ребёнка. Для этого тебе, как минимум, необходимо оставаться живой.
И с такой уверенностью говорит, что невольно начинаю сомневаться.
– Откуда тебе знать?
А вот тут я замечаю тень на её лице.
– У тебя есть ребёнок?
От Веры – тишина. И маска непроницаемости. Хотя ответ на свой вопрос я всё равно получаю. От другого участника беседы.
– Семёну – семь. У него волчанка. Это аутоиммунное заболевание. Не лечится. Но качественное медицинское обслуживание существенно облегчает его состояние.
Не отвечаю. Просто не знаю, что сказать. В наступившей тишине, в моей голове – почти апокалипсис. Низ живота снова тянет, поэтому откладываю идею с побегом, усаживаюсь на край постели. Всё ещё пытаюсь переварить. Осмыслить. Хоть что-нибудь, что поможет понять, как действовать дальше.
Не соображается. Вообще ни черта.
– Судебный процесс Глеба и Оливии будет тянуться ещё несколько месяцев. Нина об этом прекрасно заботится, продолжая собирать компромат на непутёвую, чтобы выиграть дело. Если снимешь побои, это будет твоей страховкой, – нарушает затянувшуюся тишину Вера.
– Побои? – переспрашиваю бездумно.
– Синяки. Отпечатавшиеся от рук Глеба. На твоей шее. Плечах. Запястьях. Их ведь у тебя столько, что я со счёта сбилась, пока подсчитывала, когда ты в отключке была, а мы тебя сюда везли. И в случае чего, твои показания могут сыграть существенную роль в суде. Но это будет запасным вариантом. Первоначальный – оставаться «мёртвой». Нигде не светиться. Заниматься только своим здоровьем и своей беременностью. Ни в коем случае не контактировать с Глебом.
И за это ей громадное спасибо!