Притяжение звезд

Мы вышли на залитую гудроном шиферную крышу. Вечер был великолепный: в кои-то веки небо темно-синее, ясное, без единого клочковатого облака. Погожим летним днем сюда в обеденный перерыв стайками высыпал медперсонал – позагорать. Но этим осенним вечером после девяти все огромное пространство крыши было предоставлено только нам двоим.

Едва заметный серп ущербной луны висел над парапетом. Одинокая струйка света уличного фонаря прорезала притихший город. Я оперлась локтями о кирпичную кладку и взглянула вниз.

– Прогуляться тоже было бы неплохо, – сказала я, – но это уж в следующий раз.

И тут меня пронзила догадка, что стоит больнице вернуться к привычному ритму и протоколам работы, помощь неквалифицированных волонтерок больше не понадобится, да и вряд ли им позволят у нас появляться. Скорее всего, Брайди поблагодарят за помощь и отпустят восвояси. И что же, я ее больше не… Но как же мне тогда изловчиться и видеться с ней?

– Я неутомимый пешеход, – говорила Брайди. – Я могу идти бесконечно. В доме каждое воскресенье мы гуськом шагали пять миль до моря.

Забавно: я представила себе, как она вышагивает следом за настоящей гусыней. А потом попыталась вообразить, как маленькая Брайди танцует на морском берегу, швыряет камешки в воду, шлепает голыми ногами по набегающим волнам и вопит от восторга.

– Вы ходили плавать?

Она помотала головой.

– Такие у нас были занятия физкультурой. Дойдя до берега, мы разворачивались и топали обратно. Нам не дозволялось держаться за руки, за это нас пороли, но мы могли болтать друг с другом, не шевеля губами.

Я не знала, что сказать.

Воздев лицо в небо, Брайди стала пританцовывать. Я тронула ее за локоть.

– Смотри не упади!

– Но звезды такие яркие, они меня ослепили!

Посмотрев на небо, я нашла Большую Медведицу и сказала:

– В Италии раньше считали, что под влиянием созвездий люди заболевают – отсюда и название «инфлюэнца».

Брайди сразу же поняла смысл сказанного.

– То есть когда приходит твой срок, твоя звезда тянет тебя… – И она резко дернула рукой, словно подсекала пойманную на крючок рыбу.

– Это, конечно, далеко не научный подход, – заметила я.

– Может, и нет. Но я слыхала, там все расписано заранее.

– Что именно?

– День, когда каждому из нас придет пора умереть.

– Но это же полная ерунда, Брайди!

Она подняла и опустила худые плечи.

– А мне не нужен научный подход, я же не медсестра.

– Но у тебя есть все задатки, чтобы стать ею. Если ты этого хочешь.

Брайди удивленно посмотрела на меня и, расхохотавшись, отмахнулась.

Я прекрасно понимала, что многие видели в этой профессии только мрачные стороны: ведь каждый день медсестрам приходилось иметь дело с вонью, кровотечениями и испражнениями, смертью. Для меня же моя профессия была призванием.

– А знаешь, Брайди, я веду учет каждой своей умершей пациентки.

– Где? В особой книге?

– Думаю, ты видела, как я это делаю.

С этими словами я достала часы и, не глядя на стрелки, положила ей на ладонь циферблатом вниз.

Брайди взвесила их на ладони.

– Они из серебра?

– Видимо, да. Часы мамины.

(Я нарочно уточнила, чтобы она не подумала, будто я на свое жалованье могла купить такую дорогую вещь.)

– Они еще хранят твое тепло, – прошептала она.

Цепочка часов, соединявшая нас в тот момент, походила на туго натянутую пуповину.

Я приложила кончик пальца к одному из криво нацарапанных на крышке кругов.

– Каждый круг вроде полной луны обозначает мою умершую пациентку.

– Но ведь не по твоей вине.

– Надеюсь, что нет. Но трудно быть абсолютно уверенной. В нашей профессии нужно научиться с этим жить.

– А что означают маленькие кривые линии? – спросила она.

– Это полумесяцы, а не полные луны.

– Младенцы?

От этой умнички ничего не скроешь. Я кивнула.

Теперь Брайди всмотрелась внимательнее.

– А некоторые совсем короткие царапушки.

– Это мертворожденные. Или выкидыши, если они были на позднем сроке и я смогла определить, кто это – мальчик или девочка.

– То есть ты уродуешь свои дорогие часы только потому, что тебе грустно?

Я покачала головой.

– Просто мне…

– …хочется их запомнить? – закончила за меня Брайди.

– Ну, я их и так помню. Хотя часто хочу забыть.

– Они же не преследуют тебя, словно призраки?

Я не могла найти нужных слов.

– У меня такое чувство, что им хочется быть где-то зарегистрированными. Они этого хотят. Они даже этого требуют.

Брайди гладила серебряный диск.

– Это как карта мертвых. Небо, усеянное лунами.

Я забрала у нее часы и положила обратно в кармашек.

– Меня нередко преследуют призраки живых, – сказала я. – Например, мальчик миссис Уайт.

Брайди кивнула.

– Я все думаю: а что, если он, вместо того чтобы отправиться в трубу, попадет к милой молодой паре… вроде О’Рахилли… если их не испугает его заячья губа и они его усыновят…

Брайди скорчила гримасу.

– Мэри О’Рахилли – милая девочка, но мистер О’Рахилли – та еще тварь.

Я чуть не упала, услышав такую аттестацию. Это она про ее мужа?

– Он что, ее колотит?

Она прочитала по моему лицу, что для меня это новость.

– Неужели ты не поняла?

Она вовсе не упивалась своим превосходством; ее поразила моя наивность.