Притча о встречном

Звездич оглянулся. Почему конвойные не отгонят мальчишек? Но те злобно препирались, замахиваясь друг на друга прикладами карабинов и матерясь на чем свет стоит. Было ясно: опять не поделили остатки его одежды, галифе и исподнее! Смерть предстояла без намека патетики и героизма — смешная и жалкая. И опять подумалось как о постороннем: неужели это итог его жизни, когда-то такой блистательной и знаменитой?.. Или и сама жизнь его была в существе своем такая же смешная и жалкая, лишь прикрытая то золотом позумента сперва на форменке жокейской, а затем на погонах его превосходительства? И впрямь какой-то маскарад, а не жизнь! Кому он служил, что он защищал, во имя чего подвергал он опасности себя и своих подчиненных? Вот и пришла расплата за шумную, пустую, бутафорную жизнь. Проскакал он свою жизнь на лошадках, он был игрушкой чужих дешевых страстей и ставок, игрушкой сытых и пошлых людишек. Зыбь черных котелков, колыхание полнокровных, пузатеньких, амбициозных. Ни одного лица! Впрочем, он любил лошадей! Ради этого и терпел все шумное, бравурное, напоказ, все что было так не по душе ему. Бешеные глаза лошадок, пена на мундштуках, гривы вразлет: скачка, скачка. Прощайте и здравствуйте, кони!

— Куда вы, хлопцы, человека босиком гоните? Разве не бачыте, что он весь посинел от холода? Чы сердца у вас нема? Чы не мать ридна вас родыла? Зачем такой смертный грех на душу берете? Вы же люды, мабуть?.. Нема иршои покути, як у ридним край носыть пута!..

И, не спеша сняв коромысло с полными ведрами с плеча, полногрудая и красивая молодица перегородила махновцам тропу. Голос ее, певучий и теплый, сулил столько радости мужскому сердцу, что махновцы невольно остановились и загляделись на молодицу. «Ну и краля!» — вдруг забыв недавнюю распрю, глянули друг на друга конвойные и покачали головой в изумлении.

— Вот водицы из криницы испейте, охолоните, петухи!.. А то лучше айда до моей хаты, не пожалеете, — и первачок, и сальце, и грибки! Сердито не бувает сыто! Нанимаю-таки вас обедать! И бидолага хай с вами, кому его смерть нужна? Чы вам, чы мне? Сама без чоловика, видано ли дело: муж-чи-ну не в бою, а за так губить!.. Господь покарает!.. Лучше мне его подарите! Ха, ха, ха!..

Все это говорилось с подхохатыванием, с заигрыванием глазами, с женским локотком в махновский бок. Махновцы осклабились, обмякли, поставив к ноге карабины. Думки их закружились не вокруг чужой смерти, а вокруг собственной жизни, которую и вправду могла бы окрасить такая краля, как эта…

— А что, и махорка у тебя найдется? — спросил деловито старший, неторопливо обдумывая, как ловчее кинуть на чашу весов их трудной дележки галифе и исподнего еще и ласки этой разбитной крали.

— Махорки? Тю! У меня такой тютюн есть, какой сам крымский хан не курил! Чулы про тютюн — дю-бек! То-то ж, у мене его завались! Гайда!

В хате было чисто, пахло свежей побелкой, печным духом, сухим травяным настоем. Махновцы вдруг сделались домовитыми и по-крестьянски обстоятельными. Перекрестились на образ под вышитым полотенцем, не отказались помыть руки над тазом — хозяйка им поливала из кувшина, смеясь и заигрывая «гарными хлопцами», — степенно уселись за стол. На стоявшего у печи пленника старались не обращать внимания. Мария — так звали хозяйку — все его прикрывала собой, пока тот думал: «Что она затевает?»

Он ощупал карман. «Бульдог»! Забыл тогда выкинуть. Жаль, что положен туда на предохранителе. Выхватить из кармана, снять предохранитель… А у них карабины между ног. Мария пыталась отнять, поставить в угол, к кочерге и ухвату, не дали. Впрочем, пусть идет как идет. Женщина, говорят, дьявола перехитрит. Поспеется, фарс его жизни продолжается. Надолго ли?.. Последний круг в вихре карусели…

За квадратным штофом тут же появилось сало, соленые огурцы, духмяный хлеб. Запах хлеба — он впервые в жизни почувствовал так въявь? Проголодался? Нет, нет, что-то другое, из юности, свежие рогалики из пекарни, девочка, как свежий рогалик… Все приснилось? Неужели была она, та жизнь?.. Куда вынесли, куда прискакали его лошадки?..

Мария наполнила стаканы гостей, себе налила, потом попросила разрешение угостить и «бидолагу». Конвоиры взялись за стаканы, ничего не ответили. Выпили, закусили, для виду поломались перед вторыми стаканами. Мария сыпала шутками, взвизгивала, когда конвоиры ее по очереди обнимали, лезли целоваться, ей было страсть как весело, никогда она еще не гуляла в такой веселой «кумпании». Она хохотала до упаду, когда ей сказали, что стоящий у печи — настоящий «енерал». Ну и шутники, совсем ее уморили — так она и поверила! Ха-ха-ха — в ее хате побывал — е-не-рал! Да ото он, мабуть, представлял енерала!..

Гости уже ели-пили, не жеманясь и не торопясь служить… Что барин — это она сразу заметила, а чтоб — е-не-рал — это она не поверит! Шуткуют гарни парубки! Конвоирам пришлось обратиться к нему — пусть подтвердит. Она отмахивалась руками — подмигивала Звездичу, дескать, все идет как следует…