Пришелец в земле чужой

Джубалу казались странными религиозные увлечения Майка. Преподобный доктор В. М. Смит, бакалавр искусств, доктор философии, основатель и жрец Вселенской церкви! Чушь собачья! Настоящий джентльмен должен уважать чужую личность и не имеет права лезть человеку в душу.

Самое страшное — когда Майк заявлял, что идею Вселенской церкви подсказал ему Джубал. Харшоу допускал, что мог сказать подобное, но не помнил, когда и что именно говорил.

От печальных размышлений его оторвала Мириам.

— Босс! Гости пришли.

Джубал увидел заходящую на посадку машину.

— Ларри, неси ружье! Я поклялся застрелить всякого, кто посмеет приземлиться на мои розы.

— Он садится на траву.

— Ладно, в следующий раз сядет на розы, тогда и застрелим.

— Это, кажется, Бен Кэкстон.

— Не кажется, а точно. Что будешь пить, Бен?

— Ничего, я приехал поговорить.

— Мы уже говорим. Доркас, принеси Бену стакан молока, он сегодня нездоров.

— Нальешь молоко из бутылки с тремя звездочками, — уточнил Бен. — Джубал, у меня к тебе деликатный разговор.

— Ну что ж, если ты считаешь, что нам поможет уединение в моем кабинете, милости прошу.

Бен поприветствовал всех домочадцев и вместе с Харшоу отправился наверх.

— Каков расклад? Я проиграл?

— Ты еще не видел новых комнат. Мы построили две спальни, одну ванную и галерею.

— О, да тут статуй хватит на целое кладбище!

— Бен, я уже объяснял, что статуи — это памятники усопшим политическим вождям, а у меня — скульптуры. Будь добр, говори о них почтительно, иначе я рассержусь. Здесь собраны копии лучших скульптур, созданных в этом подлом мире.

— Эту гадость я уже видел, а когда ты успел собрать остальной хлам?

Джубал обратился к Прекрасной Ольмиер.

— Не слушай его, моя дорогая. Он варвар, ничего не смыслящий в красоте, — Харшоу погладил ее по морщинистой щеке и нежно коснулся усохшей груди. — Нам с тобой недолго осталось, потерпи. А ты, Бен, будешь наказан. Ты оскорбил женщину, и я этого не потерплю.

— Да брось! Ты сам оскорбляешь женщин по десять раз на дню.

— Энн! Надевай плащ и ко мне! — закричал Джубал.

— Я бы не стал оскорблять живую женщину, которая позировала скульптору. Я только не могу понять, зачем он заставил чью-то бабушку позировать нагишом и зачем тебе на нее смотреть.

Явилась Энн в плаще.

— Энн, — обратился к ней Харшоу, — скажи, я тебя когда-нибудь оскорблял? Или еще кого-то из женщин?

— Я не имею права высказывать мнение.

— Энн, мы не в суде, в конце концов.

— Нет, Джубал, вы никого из нас не оскорбляли.

— И еще одно мнение, пожалуйста. Что ты думаешь об этой скульптуре?

Энн посмотрела на шедевр Родена и произнесла:

— Когда я увидела ее впервые, она показалась мне отвратительной. Позже я пришла к выводу, что это чуть ли не самая красивая вещь, которую я видела в своей жизни.

— Спасибо, ты свободна. — Энн ушла. — Ну что, будешь еще спорить?

— Спорить не буду — кто же спорит с Беспристрастным Свидетелем, — но согласиться с тобой не могу.

— Слушай меня внимательно. Красивую девушку заметит каждый. Художник посмотрит на красивую девушку и увидит, какой она станет в старости. Хороший художник посмотрит на старуху и увидит, какой она была красивой в молодости. Великий художник сделает портрет старухи и заставит зрителя увидеть, какой красивой она была в молодости. Более того, он заставит зрителя верить, что эта красивая девушка еще жива, но только заточена, как в темнице, в теле старухи. Он заставит зрителя понять, что женщина, какой бы старой и безобразной она ни была, в глубине души считает себя восемнадцатилетней красавицей и хочет, чтобы все так думали. Для нас с тобой, конечно, старость не трагедия. Посмотри на нее, Бен!

Бен посмотрел. Через минуту Харшоу сказал:

— Ладно, можешь высморкаться. Приступаем к делу.

— Погоди. Растолкуй мне вот что. Это девушка, я вижу, но зачем ее свернули как крендель?

Харшоу обернулся к «Павшей Кариатиде».

— Если бы на тебя упала такая глыба, из тебя бы вышла котлета. Неужели ты не понимаешь, что дело не в кренделе, а в том, что он символизирует? Ты когда-нибудь видел распятие?

— Я не хожу в церковь.

— Все равно ты должен знать, что в большинстве церквей распятия весьма посредственные. Кровь похожа на кетчуп, а сам Христос — на гомика. А он был нормальным мужчиной, с сильными мускулами и добрым сердцем. А люди смотрят на эту пошлость, как на высокохудожественное произведение. Они не замечают недостатков, они видят символ, который будит в них сильнейшие чувства; они вспоминают, какую жертву он принес ради них.

— Джубал, я и не подозревал, что ты такой ревностный христианин.