— Верни мне мои рисунки, Майкл, — шепчу я, мой голос срывается на его имени.
— Знаешь что? — он щелкает языком. — Почему бы тебе не пойти... и поймать их.
Он бросает этюдник в огонь.
— Нет! — я бросаюсь вперед, протягиваю руку, но пламя поднимается выше, потрескивая и пожирая бумагу, как топливо.
Внутри меня что-то щелкает, и я кручусь, вся моя сдерживаемая ярость движет моими конечностями, когда я бросаюсь на него. Я на три года младше и гораздо менее силен в физическом плане, но я все равно сбиваю его с ног, и мы оба падаем на землю.
— Я убью тебя, — рычу я, обхватывая руками его шею и сжимая ее.
Черная ярость бушует в каждой частичке меня. Зависть от того, что он получает время моего отца, смешивается с печалью от того, что он уничтожил единственные вещи, которые важны для меня. Мои наброски.
Они — это всё, что у меня было. Моя компания. Мои единственные друзья.
Он наваливается на меня, швыряет через всю комнату, и я ударяюсь спиной о деревянный пол. Застонав, я переворачиваюсь на спину, зажмурив глаза от боли в позвоночнике. И тут резкая боль прорезает бок моего лица, агония пронзает меня насквозь, заставляя кричать так, что у меня перехватывает горло.
Жидкость попадает мне в глаз, когда я пытаюсь моргнуть, из-за чего мое зрение становится красным и темным, затем стекает по щеке и просачивается сквозь губы, металлический привкус оседает на языке и заставляет меня рвать.
Голова кружится, одурманенная болью, и я провожу рукой по лицу, пальцы становятся скользкими, когда они покрываются кровью.
Надо мной нависает размытая форма Майкла, в его руке зажата кочерга для камина.
— Теперь ты даже не похож на него, — усмехается он, плюя на мое разбитое тело. — увидишь, как он будет любить тебя, когда ты всего лишь обезображенный урод.
Он уходит, а я сворачиваюсь колачиком, сознание то пропадает, то возвращается, пока я мечтаю, чтобы кто-нибудь пришел и нашел меня. Чтобы обнял меня. Исцелил меня. Любил меня.
Так, как они сделали бы, если бы это был он. Но никто так и не пришёл.
— Тристан.
Голос Сары возвращает меня в настоящее, и я заставляю себя улыбнуться, хотя грудь болит от воспоминаний.
Она качает головой, убирая руки от моего лица.
— Вы не должны мне говорить... Я не должна была спрашивать.
Вытянув руки, я сжимаю ее ладони в своих, возвращая их назад, пока они не касаются моей челюсти.
— Моему брату никогда не нравилось, что я похож на нашего отца. Полагаю, это был его способ исправить это.
Ее глаза скользят по зазубренной метке.
— Это сделал Майкл?
— Майкл сделал много вещей, Маленькая Лань. Это лишь одна из них.
Что-то темное проступает на ее лице, ее челюсть напрягается, а пальцы крепче сжимают мое лицо.
— Я знаю.
Я подношу косяк к губам в последний раз, бумага прогорела до того места, где она касается чуть ниже моих пальцев, и я вдыхаю, прежде чем бросить конец на землю и растоптать его ботинком.