Princeps Omnium

Справедливость — это универсальный принцип, обладающий собственной ценностью. Он, может быть, не является единственной ценностью (есть и другие), но, по крайней мере, он "светит собственным светом". Милосердие же вовсе не является принципом и не обладает собственной ценностью; это, скорее, "определенный способ утверждения определенных ценностей" […] Милосердие — как луна, оно светит отраженным светом.

Это видно из простого примера. Можно вообразить полнейшее "торжество справедливости", fiat justitia, pereat mundi. Представим себе (например), что могучие маги закляли неких духов, которые наполнили собой все стихии и стали строго осуществлять законы немедленного воздаяния: за каждый удар по чужому лицу невидимая рука из воздуха выдавала бы увесистую оплеуху, каждое бранное слово начинало бы звенеть в ухе ругателя, и т. д. и т. п. Это был бы строгий и не очень веселый мир, но жить в нем было бы как-то можно.

Но невозможно представить себе торжество милосердия, "полнейшее всепрощение" как принцип жизни — и даже не потому, что первый попавшийся "нарушитель спокойствия" быстро поставил бы всех на уши. Просто в таком мире само понятие милосердия быстро потеряло бы всякий смысл. Если уж милосердствовать по любому поводу, то надо прощать и отступления от милосердия: прощать как зло, так и месть, так и ненависть к обидчику, так и желание справедливости и его осуществление. В обществе сплошного милосердия быстро появились бы не только преступники (это бы ладно), но и их судьи.

К. Крылов, "Справедливость и милосердие"

Следует отметить, что в архетип входит именно безжалостность (не-милосердие), а не некая абстрактная справедливость. «Справедливость» — это выкидыш из того же места, что и «добро», «правда», «истина», «свобода». Это одно из химерных понятий, утопия, которой развлекает себя чел?овечество. К нему прибегают все, кому не лень для оправдания своих притязаний, и она с легкостью натягивается на любую форму. Что служит мерой справедливости? Сразу вспоминается Протагор: "Человек — мера всех вещей". И сразу же — Станислав Ежи Лец: "Человек — мера всего, до чего же удобно! Раз меряют великаном, раз карликом". Справедливость по своей сути — фактическая или мифическая оценочная конвенция о том, как "должно", она всегда субъективна и временна, и далеко не всегда добровольна и разделяема. Реально подобные конвенции просто навязываются более сильной стороной.

Еще в древности делались попытки вывести релятивистскую формулу справедливости. Например, скептики, начиная с Пиррона, анализировали противоречия между представлениями о справедливости в различных культурах и делали вывод, что она состоит в следовании законам и обычаям своей страны. Но этим они практически привесили этот термин к другому понятию — благоразумию (которое в данном случае ничем не отличается от конформизма). А справедливость в частном смысле конкретного субъекта — это соответствие реальности интересам этого субъекта. Но тут вспоминается другой Крылов: "Ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать…"

Кроме того, христианство способствовало окончательному объединению диссоциированных ранее черт архетипа в единое целое и, как следствие, получению архетипом конкретного наименования.[140] Христианству же сатанизм в первую очередь противостоит исключительно из-за того, что христианство антижизненно по своей сути и широко распространено; более того — является социально приемлемым.