Princeps Omnium

Итак, с т.з. христианства всюду грех, всюду вечное проклятие, всюду власть Сатаны. Если христианский бог только провозглашается всемогущим хозяином Мира, то христианский Дьявол является им фактически. Он даже не разделял с Богом власть над Миром, не просто получил свою вотчину — Ад, который по современной христианской мистике, определяется уже не как кухня с котлами и сковородками, а как место, где бога нет (Боится появляться? И что там насчет вездесущности?), — а захватил весь Мир целиком.

Сатана — действительно князь мира сего.

Что же осталось под властью бога «добра»? Ничего, кроме надежды на послесмертие в головах верующих в него, их страха и немощи! Ну, разве что еще некий «рай», о которым даже верующим ничего точно неизвестно, кроме того, что там опупеть, как хорошо.

Это один из аспектов представления о Сатане. И в этом аспекте его в наших глазах не в силах затмить ни жалкий лепет о всемогуществе бога, ни гротескный портрет Дьявола, разработанный для внушения страха и отвращения пастве.

Христианство пыталось обратить Сатану в своеобразную систему народного воспитания "от обратного". Проповеди почти исключительно вертелись вокруг Дьявола и адских казней, порожденных дикой фантазией священников. Сатана стал героем бесчисленных дидактических легенд и притч, отвечающих решительно на каждый случай, на каждую мысль житейского обихода. Пастве внушалось: если не с нами, то, значит, с Сатаною, а что такое Сатана — вот, любуйся. И христианство лепит портрет дьявола из понятно какого материала, причем выделяет этот материал оно же само.

ДЬЯВОЛ — главный министр небесного двора, рычаг, при помощи которого работает церковь. Бог одним словом мог бы повергнуть его во мрак небытия, но он остерегается это сделать: бог сильно нуждается в нем, так как на его счет он может относить все глупости, в которых могли бы обвинить его самого. Поэтому он оставляет дьявола в покое и терпеливо переносит все его выходки по отношению к своей супруге, к своим детям, к самому себе. Бог не может обойтись без дьявола, богобоязненность часто не что иное, как страх перед дьяволом. Не будь дьявола, многие набожные люди никогда не помышляли бы ни о боге, ни о его духовенстве.

"Карманное богословие", Аббат Бернье[131]

Именно из этого источника растут корни тезиса массовой культуры "сатанизм — это христианство наизнанку". Как всегда, популяризация приводит к максимальному упрощению концепции вплоть до полной потери главного содержания — как мы показали в работе, сатанизм de facto значительно древнее христианства.

Воспринимать сатанизм как перевернутое христианство равнозначно тому, что после анализа случая шизофрении говорить, что здоровый человек — это тот, у которого все наоборот по сравнению с шизофреником.

Milchar, перефраз И.П.Павлова[132]

Частью этой тощей фантазии является и стереотип дьяволопоклонника, язычника, еретика, не говоря уже о ведьмах и колдунах.[133] Их портрет делается максимально отталкивающим для обывателя, причем обращение идет к одним и тем же образам (мы уже раскрывали эту тему на стр.17). Правда, христианским художникам фантазии явно не хватает, и они применяют одни и те же сюжеты к римским императорам, к язычникам, к представителям конкурирующих церквей, к еретикам, к опальным тамплиерам, к ведьмам, к евреям, к масонам, наконец, к неоязычникам и современным сатанистам. Им инкриминируются половые оргии, заклание младенцев, целование дьявола в задницу, всемирный заговор, патологическое стремление делать гадости[134]… И нет никакого намека на действительную суть того или иного течения. Это и понятно, ведь христианская доктрина зачастую куда более убога, чем представления ее оппонентов, не укладывающиеся по сей причине в христианские понятия, а идеология не занимается «сутями», ее прерогатива — состояние и реакции социума и ничего больше.

Появились и те, кто к радости христиан взялся реализовывать их сценарий дьяволопоклонничества. Фантазии стало возможным подкреплять хоть каким-то фактическим материалом, размахивая им, дабы заслонить этим дутышем реальную суть Сатаны.