Принадлежу всем вам

За алтарем церкви возвышается регулярная насыпь; на ней растет береза, к которой прибита доска с надписью: "На сей батарее убит Александр Алексеевич Тучков 1812 года 26-го августа". Внутри церкви, налево от входа, стоит белый мраморный крест: на его темном подножии, также из мрамора, выбиты слова: "Помяни Господи во царствии Твоем Александра на брани убиенного". В середине креста золотое сияние, и пред ним горит постоянно лампада.

IX

Свою жизнь Маргарита Михайловна посвятила памяти мужа и воспитанию ребенка. Она схоронила отца и мать, и с каждой новой утратой росла ее привязанность к сыну. Вечная ее грусть имела на него сильное влияние, и он был не по летам тих и задумчив. Первые его воспоминания относились к Бородинскому полю, где мать, гуляя с ним, рассказывала ему о пророческом своем сне, о страшной битве, о смерти его отца, о темной октябрьской ночи, когда она отыскивала его труп. Мальчик живо помнил, что раз, когда ему было лет шесть, она сказала ему:

- Эта батарея - могила твоего отца, посади на ней дерево в его память: неси за мной этот маленький тополь.

Она взяла лопату и пошла на батарею, где стала рыть землю, заставляя ребенка помогать ей по мере его сил, и слезы ее капали на корни дере-ва, которое его ручонки поддерживали с усилием над вырытой ямой.

Вся обстановка, среди которой рос Коля, усиливала врожденную наклонность к грусти, наследованную им от отца. Он не знал шумных и резвых игр, все его любили за сердечную его мягкость и доброту, но скромный и тихий мальчик умел уже внушать к себе уважение. В семейных преданиях сохранился анекдот, который дает понятие о нем. Он был записан в Пажеский корпус и лишь по слабости здоровья жил при матери. Но ему следовало выдержать довольно трудные экзамены, и, чтобы приготовиться к ним окончательно, он должен был провести несколько месяцев в корпусе. Тогда Маргарита Михайловна переехала на время в Петербург, где она сама и мадам Бувье могли часто навещать свое сокровище. Появление француженки вызвало смех пажей.

- К Тучкову ездит его няня! - закричали несколько голосов, и насмешки посыпались на него со всех сторон.

Слово няня оскорбительно для четырнадцатилетнего мальчика, однако, честное чувство взяло верх над детскою обидчивостью. Коля покраснел, но сказал твердым голосом:

- Да, она моя няня, но любит меня как сына, и я прошу, чтобы никто над ней не шутил.

Смех и шутки действительно замолкли. Про-шло дня два, и дети играли на дворе, когда увидели приближающуюся коляску, в которой сидела мадам Бувье. Коля побежал навстречу няни, помог ей выйти из экипажа, расцеловался с ней, и, взяв ее под руку, провел мимо своих товарищей. С тех пор молодежь оказывала особенное уважение и ему и мадам Бувье.

Радовалась и не могла нарадоваться на него Маргарита Михайловна. Коля был целью ее жизни, единственной ее отрадой и постоянной заботой. Она писала для него свои записки, где высказывается вся ее материнская нежность. Но, к сожалению, от них сохранился лишь небольшой черновой отрывок, который мы здесь приводим:

"6 апреля 1817 года. Тебе сегодня минуло шесть лет, сын мой. С этой минуты я буду выписывать все, что ты говоришь, все, что делаешь. Я хочу передать главные черты твоего детства: ты начинаешь уже рассуждать, чувствовать, и все, что ты говоришь, приводит уже меня в восторг: ты много обещаешь. Да поможет мне небесное милосердие воспитать в твоем сердце все добродетели твоего отца. Твой отец! При этом имени все существо мое потрясается. Ты не знаешь, милое дитя мое, что мы потеряли в нем, и сколько страдает твоя мать с тех пор, как лишилась этого друга своего сердца. Ты ознакомишься из наших писем, - которые я сохранила как драгоценность, - с историей нашей жизни, ты увидишь, сколько чувство, соединяющее нас, усилилось с тех пор, как мы вступили в брак; казалось, что каждый год скреплял наши узы, которые становились нам все дороже. Твое рождение было последним пределом нашего счастья, омраченного, однако, частыми разлуками, - необходимое последствие деятельности, которую твой отец был принужден избрать. Как описать тебе нашу радость в минуту твоего рождения? Я забыла при твоем первом крике все страдания, все утомления, которые испытала, пока носила тебя. Чтоб не расставаться с твоим отцом, который должен был сопровождать свой полк, я подвергалась трудности тяжких переходов, и родила тебя, дорогой. Все было забыто при твоем рождении, чтобы думать лишь о счастье иметь тебя, чтобы тебя любить и чтобы любить друг друга еще более. Твой отец хотел, чтобы я выполнила священную обязанность матери, в настоящем смысле этого слова: он тем угадывал желание моего сердца, потому что я решилась не уступать другой радости, быть твоей кормилицей, - и я кормила тебя.