Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов

«ЭЙМИ» — самая длинная книга Каммингса и, пожалуй, самый смелый и экспериментальный из его прозаических опытов. По сложности языка, масштабности замысла и его исполнения она далеко превосходит его первый роман «Громадная камера», хотя и является по отношению к последнему преемственной по стилю и поэтике. Обе книги выпущены в качестве романа, но обе не укладываются вполне в рамки жанра. И та и другая созданы из собственного биографического опыта Каммингса, и в обеих протагонистом выступает сам автор. И там, и там лирическая природа каммингсовского Я, столь характерная для его стихов, заполняет собой повествование, а свойственные его поэзии визуальность, музыкальность и экспериментальность играют в обоих прозаических опусах немалую роль.

Н. Когоут. К 13-й годовщине Красной армии. Обложка журнала «Безбожник у станка» (1931, №4). Красная тень гигантского красноармейца нависает над капиталистической нечистью во главе с папой Римским

В аннотации, которую издатель поместил на обложку первого издания «ЭЙМИ», заявлена грандиозность художественной задачи автора:

«Книга EIMI (эй-ми: греч. «Я Есмь») может быть внешне определена как дневник, который поэт-писатель вел тридцать шесть дней во время своего путешествия из Парижа в Москву, Киев и Одессу, затем в Константинополь и в Париж на Восточном экспрессе. В сущности, ЭЙМИ представляет собой эпическое описание человеком своего трансцендентального опыта. Языческий загробный мир живой человек посещал в Энеидах; христианский — у Данте; в наши дни в России, поклоняющейся науке, символ которой — машина, загробная жизнь отдана в распоряжение человечества; таким образом, автор ЭЙМИ погружается не в Преисподнюю и не в Ад, но в царство призраков, измученных машиной власти и одержимых злыми духами, в невероятный, но реальный немир под названием С.С.С.Р. Участвуя в его сошествии в ад и возвращении к жизни, мы получаем, взамен на злостные распри, разрывающие нашу материалистическую эпоху, благотворную и непреходящую веру в силу искусства; тем самым мы напрямую вовлекаемся в одно из самых бесстрашных проявлений духовных ценностей, которыми только может славиться литература. В ЭЙМИ слышится боевой клич индивидуума — той глубокой, жалостливой, несовершенной и безграничной сущности, которой всегда является Человек — против всякой попытки поработить; против любых безжалостно поверхностных категорий совершенства, любого отвратительного убожества, любых фанатических маний, любых определений».

А. Радаков. Карикатура из журнала «Безбожник у станка» (1929, №20) с пропагандой непрерывной недели и отрицанием воскресенья (и Воскресения)

Итак, из поденных записей странствующего в советской преисподней поэта рождается эпического размаха одиссея о судьбе личности в тираническом обществе насилия и принуждения. В названии книги заложено указание на ее главную тему — утверждение бытия индивидуума («Я есмь»). Греческая форма глагола быть — eimi — отсылает к библейской «Книге Исход», в которой Бог обращается к Моисею «Я Есмь Сущий». Присутствие местоимения, дублирующего глагол «быть» в первом лице единственного числа, по Каммингсу, утверждает идею о том, что единственная самодовлеющая причина бытия личности заключается в ней самой. В этом вся философия автора: художник — независимая от общества личность, противостоящая безличной массе. Как позднее комментировал сам Каммингс, уподобляя оба своих романа, «ЭЙМИ — опять же индивидуум; более сложный индивидуум, еще более громадная камера». Каммингс подчеркивал, как нужно произносить заглавие книги EIMI по-английски — «Эй» как в неопределенном артикле а, «ми» как в личном местоимении те: с ударением на те. Если всмотреться в графическую форму слова, можно увидеть в ней спрятанные Me, I и еще раз I. ME при этом можно трактовать как «перевернутое» с ног на голову WE. Противопоставление себя как поэта-индивидуалиста советской политической системе, в которой оказался автор-повествователь, концептуализируется и обыгрывается множеством лингвистических способов в тексте «ЭЙМИ». Например, в таких гибридах-местоимениях, как Ime, nonself, unI, unhe, selfhehim, selvesour и т.п. А в словоформе IweK зашифровывается начальная буква фамилии автора, который вместе со своим Я защищается от коллективного МЫ советского строя[18]. Подобной же местоименной кодировке подвергается и аббревиатура USSR. Каммингс намекает на то, что советские люди не говорят от себя, от своего Я, а только МЫ, ТЫ, или ОН, ОНИ. Отсюда высвечивание в USSR именно You (es es) are, т.e. «Вы (ты) есть» (англ.) и «он (оно) есть» (нем.) в отличие от «Я есмь»[19]. Конфликт между единоличным самоутверждением художника и безличным «приказывающим» и «указывающим место» обществом станет центральной осью добра и зла советской эпопеи Каммингса.

Эль Лисицкий. USSR. Обложка и титульный лист каталога советского павильона на Кельнской полиграфической выставке 1928 г.