Читаем Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов полностью

Уже с момента публикации «ЭЙМИ» критики оказывались в недоумении, как определить жанр произведения. Характерно, что первое издание 1933 года не носило подзаголовка, отсылающего к Советской России. Даже издатель затруднялся подобрать жанровое обозначение книги своего автора. Как видно из приведенной выше аннотации, текст лишь при первом, поверхностном взгляде может быть распознан как «путевой дневник». В сущности же, его стоит воспринимать как «эпическое» повествование. Неизвестно, был ли сам Каммингс автором этой заметки на обложке, но его собственное отношение к своему тексту нельзя назвать однозначным. С одной стороны, как следует из черновых записей, сопровождавших работу над рукописью, он дистанцируется от всякого рода «писательства» журналистского толка («journalism and writing»), считая любое его проявление идеологическим и пропагандистским: «ничто не может быть менее похоже на то, что большинство людей принимает за “писательство”, нежели эйми»[20]. Стало быть, он не желает, чтобы его сочинение рассматривали в русле публицистического жанра «возвращения из СССР», о котором пишет М. Рыклин[21]. Образцы такого жанра наводняли современную ему литературу, будь то «Русские дневники» его соотечественников Т. Драйзера и Дж. Дос Пассоса или, к примеру, такие более поздние отчеты о поездках в СССР, как «Московский дневник» Вальтера Беньямина, «Возвращение из СССР» Андре Жида или «Советский коммунизм: новая цивилизация?» английской писательницы Беатрис Вебб. Вне зависимости от приятия или неприятия ситуации в Советской России, Каммингса не удовлетворил бы мемуарно-репортерский стиль таких писаний. Как поэту и художнику, ему гораздо важнее художественная ценность любых переживаний и впечатлений.

Эль Лисицкий.Обложка и титульный лист парадного альбома «СССР строит социализм» (М., 1933). Текст на русском, немецком, французском и английском языках сопровождал эффектнейший визуальный ряд, пропагандируя успехи Первой пятилетки

В то же время он отказывается акцентировать фикциональный характер своего труда. В комментариях к последующим изданиям «ЭЙМИ» он высказывается за то, чтобы текст воспринимался в качестве «дневника». Более того — это и есть дневник. Книга мыслится как идентичная тем записям, которые велись непосредственно во время поездки. По уверению автора, в книге нет ни одного слова вымысла. М. Ошуков на основании неопубликованных черновиков приводит очень важную идею Каммингса — уравнивание самой книги и события, «ЭЙМИ» и самого путешествия. «Эта книга, — отмечает писатель, — это то, что со мной произошло (а не просто записки о том, что произошло)». Соответственно, по наблюдению М. Ошукова, «ЭЙМИ» — «не только не вымысел и не просто идентична быстрым заметкам, которые автор быстро делал вослед событию, “EIMI” и есть само событие, и в этом качестве текст обретает онтологический статус»[22]. В этом смысле текст не вписывается и в рамки «литературы факта» — направления, упрочившегося в СССР незадолго до приезда Каммингса. ЛЕФовцы отвергали «вымысел» в угоду «документальности» литературы, поставленной на службу социалистическому строительству. Американский писатель вроде бы следует такому же вектору, признаваясь на страницах «ЭЙМИ», что «при описании незнакомой обстановки всегда лучше всего давать слово самим фактам. Правда в конце концов более необычна, чем вымысел». Однако советская «производственная литература» могла вызывать у него только раздражение, ведь ее цели служат не чему иному, как ненавистной ему пропаганде и агитации.

Я. Гуминер. 2 + 2 = 5 (Арифметика встречного промфинплана). Плакат. 1931. Подобная арифметика позднее стала яркой метафорой в антиутопии Дж. Оруэлла «1984» (1949)

Показательно, что во втором и третьем изданиях книги (еще прижизненных) появляется подзаголовок — «дневник путешествия в Россию». Очевидно, этим Каммингс отвечал критикам и оппонентам, все еще сомневавшимся в документальной правдивости описанного в «ЭЙМИ». С другой стороны, приверженцам, оставшимся друзьям и ценителям каммингсовского таланта было ясно, насколько художественно ценной была книга «ЭЙМИ». Издатель П. Ковичи с самого начала рекламировал ее именно как «роман». А Э. Паунд только упрочивал эту репутацию, ставя «Я ЕСМЬ» в один ряд с двумя другими величайшими романами модернизма — «Улиссом» Дж. Джойса и «Господними обезьянами» У. Льюиса. Поэтесса Марианна Мур и вовсе назвала «ЭЙМИ» «огромной поэмой»[23]. Четвертое (и первое посмертное) издание книги вышло в 2007 г. уже с немного измененным подзаголовком — «Путешествие по Советской России», снимающим указание на «дневниковость», но вписывающим книгу в традицию «литературы путешествий», представляя «ЭЙМИ» в качестве «беллетризованного травелога».

А. Страхов. Выполним угольную пятилетку в три года! Плакат. 1931

Перейти на страницу:

Все книги серии Avant-garde

Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов
Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов

В книге собраны тексты, связанные с малоизвестным в России эпизодом из истории контактов западной авангардной литературы с советским литературно-политическим процессом. Публикуются избранные главы из романа «Эйми, или Я Есмь» — экспериментального текста-травелога о Советской России, опубликованного в 1933 году крупнейшим поэтом американского авангарда Э. Э. Каммингсом (1894–1962).Из поденных записей странствующего в советской преисподней поэта рождается эпического размаха одиссея о судьбе личности в тираническом обществе насилия и принуждения. На страницах книги появляются Л. Арагон и Э. Триоле, Вс. Мейерхольд и 3. Райх, Л. Брик и В. Маяковский, Н. Гончарова и М. Ларионов, И. Эренбург и Б. Пастернак, Дж. Джойс и Э. Паунд. Впервые русский читатель узнает о замалчиваемом долгие десятилетия образце испепеляющей сатиры на советское общество, автором которой был радикальный американский поэт-авангардист. Издание снабжено обстоятельной вступительной статьей и комментариями. Книгу сопровождают 100 иллюстраций, позволяющих точнее передать атмосферу увиденного Каммингсом в советской Марксландии.

Коллектив авторов

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза